Жиган обессиленно рухнул на траву возле машины. На некоторое время сознание покинуло его.
* * *
Когда Жиган очнулся, солнце уже клонилось к горизонту. Дело шло к вечеру. Вокруг пели птицы, словно ничего не случилось на этой небольшой уютной поляне.
Морщась от боли в висках, Жиган поднялся. Его лицо было испачкано в крови, к измятой щеке прилипло несколько травинок. Закованными в наручники руками он утерся, тяжело вздохнув, осмотрелся по сторонам.
Здесь, на поляне, все было по-прежнему. Рядом с ним лежал труп азербайджанца, над которым уже вились мухи. Их жужжание напоминало шум дребезжащих под порывами ветра металлических проводов.
Взглянув на труп Гусейна, Жиган почувствовал позывы рвоты. Разбросанные тут и там осколки черепных костей, запекшиеся на траве сгустки крови вперемешку с серыми пятнами мозгового вещества, разрубленная пополам грудная клетка в багровой луже – все это заставило Жигана содрогнуться.
Желудок его стал сильно сокращаться. Жигана бы наверняка вырвало, если бы в желудке находился хоть грамм содержимого.
Он удивился собственной слабости. Ведь в Афганистане ему приходилось видеть и не такое. Но там трупы погибших в бою или пленных, попавших в руки моджахедов, воспринимались иначе.
Однажды в Джелалабаде бойцы десантно-штурмового батальона, в котором служил ефрейтор Панфилов, подверглись нападению душманов. Это произошло в самом центре города во время патрулирования неподалеку от базара.
«Духи» обстреляли патруль из небольшого переулка. Двоих бойцов ранило, и Константин вне себя от ярости бросился в переулок. На ходу передергивая затвор автомата, он столкнулся лоб в лоб со здоровенным чернобородым афганцем, выскочившим из дворика.
Босоногий афганец, одетый в грязный разодранный халат и глубоко надвинутую на глаза чалму, держал в руках английскую снайперскую винтовку «ли-энфилд». Афганец что-то гортанно закричал и, вскинув винтовку, мгновенно нажал на курок.
Пуля обожгла плечо Жигана, палец давил на курок «калашникова» до тех пор, пока автомат не затих в руках. Жиган выпустил в «духа» весь рожок.
Чернобородый душман несколько секунд стоял, вытаращив глаза, потом, не издав ни единого звука, развалился пополам и упал на пыльную мостовую. Две очереди из «калашникова», и советский солдат просто разрубил его. На сапоги Панфилова плюхнулись розовые кишки, измазанные в крови, слизи и песке.
Тогда Константин впервые в своей жизни увидел, как можно раскромсать человека одним движением пальца. До этого он никак не мог понять, почему такая маленькая с виду пуля наносит такой ущерб человеческому организму.
Если бы афганец оказался чуть удачливее, то молодой боец Панфилов никогда бы не узнал главного правила войны: хочешь выжить – бей первым.
Когда Константин увидел разрубленный пополам труп душмана, его вырвало. Странная это была картина: развороченный труп и рядом с ним солдат, которого выворачивает наизнанку. Впрочем, позднее Константин узнал, что подобное пришлось пережить не только ему.
Война – это вовсе не романтика боя. Война – это кровь, грязь, пот, слезы и дерьмо. К войне невозможно привыкнуть и нельзя ее забыть. Сейчас она снова напомнила Жигану о себе.
Чуть оправившись, он вернулся к трупу Борисика и обшарил его карманы. Но ключа от наручников здесь не оказалось.
Пришлось, преодолевая дикое отвращение, склониться над трупом Гусейна и вывернуть наизнанку его карманы. Жиган измазал в крови все руки, но желаемого так и не обнаружил. Похоже, что бандиты так и хотели похоронить его с наручниками на запястьях.
Сплюнув от досады, Жиган стал рыться в бардачке «Волги». Опять никакого результата. Наконец ему пришла в голову спасительная мысль. Он вытащил ключи из замка зажигания автомобиля и отцепил пружинную скобу, на которой висел брелок. Ему удалось кое-как выпрямить проволоку и загнуть кончик под прямым углом. Получилось что-то вроде отмычки.
С ее помощью Жиган наконец разомкнул браслеты. Запястья были разодраны до крови. Хорошо бы перевязать, да нечем.
Он вышел из машины и закурил сигарету. А что делать с этими? Не бросать же их вот так, прямо на лужайке. Выкопать могилы – слишком много чести.
Он оттащил трупы Гусейна и Борисика к ближайшим кустам, забросал обломанными ветками. Туда же швырнул лопату с окровавленным штыком.
Жиган вернулся к машине, подошел к багажнику, намереваясь закрыть крышку.
– Мать твою, – невольно вырвалось у него, когда он заглянул внутрь.
Там лежал скрюченный труп Большакова. Лицо бывшего шефа кооператива в синяках и кровоподтеках от побоев застыло искаженным в смертельной муке. Обрубленная культя правой руки была обмотана разбухшей от крови грязной тряпкой. Бандиты все-таки исполнили свою угрозу – отрубили Большакову кисть.
Жиган тяжело опустился на землю возле багажника и обхватил руками голову. Эх, Андрей Иванович, Андрей Иванович, как же так?
Наконец ему удалось совладать со своими чувствами, и он вытащил труп Большакова из багажника. Осмотрев его, Жиган понял, что шеф погиб раньше, чем в него выстрелили. Вокруг маленькой ранки на груди в области сердца почти не было крови. Стреляли уже в труп, на всякий случай.
Шеф скончался, по всей видимости, от болевого шока. Сердце просто не выдержало тяжелой нагрузки и остановилось.
Большакова тоже придется оставить здесь, не таскать же его с собой в багажнике.
Покончив с этим скорбным делом, Жиган дал себе клятву: «Если останусь жив, обязательно вернусь и похороню вас по-человечески, Андрей Иванович. А сейчас простите».
Жиган захватил с собой пистолеты обоих бандитов, которыми они так и не успели воспользоваться. У Борисика в кармане куртки нашлась еще одна обойма. Маловато, конечно, но ничего не поделаешь. Кто знает, сколько их там, на насосной станции. Своими глазами Жиган видел семерых или восьмерых, не меньше.
Вначале Жиган намеревался немедленно отправиться к Мамеду и замесить всех, кто попадется ему на пути. Но, немного поразмыслив, он решил отказаться от этой идеи. Отправляться туда в одиночку даже с двумя пистолетами – явное самоубийство. Нужна была помощь, и ее могут оказать только двое – Терентий и Лось.
* * *
Контора кооператива оказалась запертой на ключ. Жиган приехал туда уже под вечер, совершив приличный крюк по району. Потоптавшись перед запертыми дверями, он зло сплюнул и вернулся в машину.
Черт возьми, столько времени пришлось истратить впустую.
Не дождавшись своих, Мамед наверняка переполошился. Его надо было брать тепленьким, когда он еще пребывал в счастливом неведении.
Но что сделано, то сделано. Отбросив сомнения, Жиган направился в город.
Ровный гул мотора действовал успокаивающе. К Жигану снова вернулись ясность ума и решительность. Он расчетливо обдумал план действий, стараясь не упустить из виду ни одной мелочи.
