Гном залип перед приборами, по экрану осциллографа побежала ярко-зеленая линия, похожая на кардиограмму. Полковник сел на единственный стул, почесал щетину, положил руку на спинку стула и сказал, глядя на Яну в упор:
– Ранению приблизительно сутки. Со мной ничего не случилось за это время, мог бы потерпеть еще пятнадцать минут. Но если уж генерал настаивает… Занимайтесь.
Яна должна была повернуться спиной к передатчику, она волновалась, и у нее немного дрожали руки. Не грозного Мансурова она боялась и не того, что неправильно сделает перевязку, – ее сковывал страх при мысли о том, что передатчик не заработает, и нить надежды оборвется. Мансуров, похоже, в успех не верил изначально. Гинзбург – тоже, лишь гном светился благоговением и радостью.
От засохшей крови повязка одеревенела – Яна смочила ее перекисью и вздрогнула, когда донесся монотонный гул. Девушка посмотрела на плиту через плечо. Гном занимался приборами, Гинзбург сидел у передатчика на корточках, гладил его и говорил:
– Правда, похоже на белый мрамор? Только вот никакой это не мрамор. Мы пытались отколоть образец для экспертизы, и ничего не получилось. Разбивать эту штуку мы не решились. Вскоре профессор Астрахан потерял интерес к прибору, и им занялись мы с Толянычем… О, теплеет! Оживает!
«Монета» немного потемнела, а выдолбленные символы начали излучать красноватый свет. Отвернувшись, Яна осторожно, слой за слоем, принялась разматывать повязку. От волнения дыхание сбивалось, сердце норовило разбить грудную клетку, руки деревенели и плохо слушались, бросало то в жар, то в холод.
Последний слой тряпки врос в рану, пришлось снова поливать ее перекисью и ждать, пока размякнет. Пытка временем все длилась и длилась.
Мансуров напоминал хищную птицу, впившуюся взором в добычу. Когда Яна оторвала корку раны вместе с повязкой, он даже не поморщился. Пулевых отверстий было два, из того, что выше, хлынула кровь. Мансурову повезло: пули прошли в нескольких сантиметрах от кости, одна из них застряла в мягких тканях, повредив несколько сосудов. Плечевую артерию вроде не задело.
– Резать надо, – проговорила Яну, вытирая кровь. – Пуля не вышла. Пальцы двигаются? Пошевелите.
Мансуров выполнил ее просьбу и обратился к гному:
– Ну, что?
Тот пожал плечами, стал на колени перед «монетой».
– Не знаю. Сколько мы кричали в эту штуку, ни разу никто нам не ответил, зато мы слышали чупакабр, вырвиглоток и диких собак. Даже леших, у которых должна сохраниться такая же штука, не слышали.
Не дождавшись, пока Яна его перевяжет, полковник встал, навис над передатчиком, покапал на него кровью:
– В прошлый раз сработало. Не так, как нам надо, но все же…
Гном посоветовал:
– Вы поговорите с ними. Если передатчик работает, они вас услышат и ответят.
Шейх откашлялся и прокричал:
– Астрахан, Рэмбо, Марина, это Шейх! Вы меня слышите?!
Глава 7
Твари, загнавшие Данилу в вентиляционную шахту, уходить и не думали. Остались охранять сердце своего бога. Загудело сильнее, стало жарко – в генераторной начали раскручиваться сферы. Астрахан слизнул каплю пота и понял, что адски хочет пить, и если не напьется в скором времени, то сдохнет. А еще он прислушивался, все еще надеясь, что хамелеоны уйдут в телепорт. Рокот генератора стих, Данила, сжимая трубку облучателя, двинулся к просвету. В коридоре было тихо. Вдруг проход свободен?
Просвет все ближе, ближе. Теперь медленно повернуть голову и посмотреть, что там. Бронзовые доспехи, опалесцирующая красным стена… Вроде никого. Но покидать убежище Данила не спешил – вдруг охрана возле генератора и скоро вернется? К тому же в коридоре ощущалось присутствие чужака. Совершенно детский иррациональный страх: ты его не видишь, но уверен, что он прячется в черном углу.
Данила подполз к отверстию, лег и собрался уже вылезти, но краем глаза уловил движение и замер, а потом посмотрел вверх и вжался в трубы: там шевелился бурый клубок из мохнатых лап, тел, хвостов. Отдельных особей сразу было не различить. Пауки – не пауки, обезьяны – не обезьяны. Круглые тела, вроде шесть лап с длинными пальцами. Твари прицепились к потолку и свесили круглые лысые головы с вывернутыми ноздрями. Пасти их были разинуты, и Данила разглядел острые лезвия зубов.
Надеясь, что существа механические, Астрахан направил на них излучатель, активировал его – легкий свист утонул в рокоте. Но, увы, твари оказались живыми и не попа́дали кверху лапами.
Когда генератор снова заработал, Астрахан, по возможности бесшумно, развернулся и на четвереньках пополз вперед. Различил силуэт Рэмбо, мотнул головой и кивнул – дальше, мол, ползи. Теперь коммуникативная функция легла на плечи патлатого наемника.
По идее, вентиляционная шахта не должна заканчиваться стеной, и если так ползти и дальше, рано или поздно она выведет в другой зал. У Марины бы спросить, что здесь и как устроено…
Вскоре просветы закончились, и люди оказали в плену душного, пыльного, совершенно черного коридора.
– Что ты там увидел? – спросил Рэмбо.
Данила прохрипел:
– То ли пауков, то ли обезьян, то ли летучих мышей. Они на потолке висели, караулили наши доспехи, думали, мы за ними вернемся. Так и будут висеть, пока не поджарятся.
За стенкой вентиляционной шахты клокотали, щелкали, вздыхали неведомые механизмы, никаких отверстий не было. И вдруг Даниле померещился голос Шейха.
– Тише! – скомандовал он и замер, прижав палец к губам.
Через некоторое время Рэмбо спросил:
– Выдыхать? Что ты услышал?
– Будто нас кто-то зовет. В грохоте не разобрать. Ладно, двигаемся дальше. Прислушивайтесь на всякий случай.
Не прошло и полминуты, как зов повторился, уже ближе. Точно, Шейх, но что он тут делает? Как проник на корабль?
– Я слышала свое имя, – взволнованно проговорила Марина.
Двинулись дальше, уже не ползли – бежали на четвереньках. Рэмбо бил стенку шахты, но она была слишком прочной. Данила гадал, откуда голос. Может, это психическое искажение? Улей ощутил свербеж в бронхах (они не свербят на самом деле, это так, для сравнения) и теперь пытается откашлять опасные микробы.
– Земля на связи, – различил Данила. – Астрахан, Рэмбо, кто-нибудь меня слышит?
Неужели Шейх сделал невозможное и запустил передатчик, например, ревуна леших?
– Слышу, мы здесь! – закричал Данила, тарабаня в стенку, но загрохотало, зашипело с удвоенной силой, и какофония механических звуков поглотила голос Мансурова.
Двигались на предельной скорости, надеясь, что успеют к передатчику, скажут, что все нормально, Марина откроет шлюз и впустит людей со взрывчаткой.
– Тут шахта расширяется! – крикнула Марина. – Свет! Господи, я вижу свет! О-ой, мамочки!
