На конюшне сегодня — день начинающих и отстающих. Учебных лошадей, на которых можно без опаски посадить новичка, у нас мало, так что занимаемся группами по четыре человека в несколько смен. Первая получилась чисто женская — Ира, Катя, миссис Годдард и Перо Индейки. Девушкам интересно, грозному завлабу — скучно, но надо, а вот индианка ужасно горда тем, что овладевает умением, неизвестным (пока еще) соплеменникам. Распределяю лошадей, выводим их, привязываем к столбам и чистим.
От Долли доносится тигриное рычание. Хитрая кобыла решила сыграть любимую шутку — наступить новичку на носок сапога и посмотреть, как он будет выкручиваться в прямом и переносном смыслах. В простое перетягивание с лошадью играть бесполезно — мышц у нее вдесятеро больше. Миссис Годдард это понимает, поэтому строит страшную рожу и натуральным образом рычит что-то вроде «порву дрянь как грелку». Кобыла испуганно отступает, и на площадке восстанавливается тишина и благолепие.
Так, почистились, теперь седлаемся (причем мне еще всех проверять — не дай бог, сотрет кто лошади спину нерасправленным потничком), и на плац. Подтянуть подпруги, подогнать стремена… Индианка уже освоилась в седле, делает все быстро и правильно (впрочем, у нее фора — теорию я ей объяснял и показывал дома, и неоднократно), а вот девушкам нужна помощь… Все готовы? В смену становись! Направо по стенке шагом…
Дальше — рутина, тысячекратно повторявшаяся в бесчисленных манежах и на плацах. Перемены направления, рысь, шаг, рысь, галоп….
Опа. Звездка, зараза, взыграла. Ира потеряла стремя, сползает налево, хватается за гриву, тут лошадь опять козлит, и девушка падает, не выпуская повод. С криком «Тортик!» бросаюсь наперерез. Звездочка, умничка, сама останавливается, Ира перекатывается на живот, встает, сначала на четвереньки, затем по-настоящему, и смотрит на меня круглыми и большими, как пятаки, глазами.
Вокруг — неблаголепие. Миссис Годдард скачет, как ни в чем не бывало, а Катя остановила лошадь, и Перо Индейки уткнулась ей в хвост. Не сама, разумеется, мордой своей лошади, но все равно радости мало. Ору тонким от волнения голосом:
— Чего встали! Смена, головной — Катя, рысью марш! Дистанция!
Переключаюсь на Иру. Тормошу, расспрашиваю, отряхиваю песок с волос, спины и, пардон, попки. Девушка цела, так что я закидываю ее в седло и посылаю догонять остальных. Порядок восстановлен, и я возвращаюсь в центр плаца. Брр. Так и инфаркт можно схватить.
По команде смена переходит на шаг, и я начинаю объяснять:
— Милые дамы! Всадник потому так называется, что он в седле сидит. Вот почему ты, Ира, упала? Лошадь взыграла? Ответ неверный. Когда лошадь взыграла, ты стремя потеряла. А раз ты на него опиралась, вот и сползла набок. Ничего, сейчас будем учиться держать равновесие. Повод на переднюю луку! Стремена бросить! Руки в стороны! Вверх! Вперед! Вверх!
Милые дамы делают упражнения на равновесие, старательно тянутся и наклоняются, иногда начинают сползать и, ойкая, хватаются за седло. Ничего, вы у меня скоро вертушку крутить будете. Кобылы, умницы, идут ровно и спокойно, даже когда всадницы задевают их ногами по крупу или по шее. Вот что бич животворящий делает!
Эх, парней учить все же легче было. Не екало сердце, когда кто-нибудь падал. Хотя Котенок по этой классификации попадает в парни. Ну да она и не падала почти…
До конца занятий происшествий нет. Женщины и лошади кружат по плацу, стараются или не очень, потеют и сохнут.
Потом они уходят, шагая медленно и враскорячку, а я смотрю вслед, и на душе что-то неспокойно. Хотя почему «что-то»? Сегодня мы (Сергей-Дог, Курбаши и ваш покорный слуга) планировали проехать кросс. Потихоньку, осторожно, просто верховая прогулка по пересеченной местности. Но в голове упрямо вертится «Navigare necesse est, vivere non est necesse».
[17]
Так у меня было, когда мы варили стрептоцид. Синтез многостадийный, и полупродукты там такие, что от одного названия случается отек легких и жировое перерождение печени. Нитробензол, фосген, хлорсульфоновая кислота… А у нас — импровизированные ОЗК и противогазы из кожи. Бог миловал — обошлось без аварий, но в тот день, когда мы расфасовали готовый продукт, я поймал падре Хосе и заказал ему благодарственный молебен, как при возвращении корабля из опасного похода. За что получил втык от Кобры — во-первых, за утечку валюты, во-вторых, за разглашение военной тайны. Обидно. Хотя и объяснимо — как мы рисковали, знаем только мы сами, а то, что мы сделали, может оценить только Шоно.
А пока у конюшни собирается новая группа. На этот раз — начальство. Несчастные люди — положение обязывает, а дела и заботы не позволяют «государственным мужам» заниматься чаще двух раз в неделю. Но и в эти два раза они как-то не напрягаются…
— Александр Батькович! Умоляю, держите руки правильно! Я вам на следующее занятие два стакана спирта принесу. И в руки дам. Потому что как сейчас вы их повернули — весь спирт будет на земле…
Подействовало.
Лето 1791 года
Все-таки мир жесток и несправедлив. Производство душистых веществ оказалось не только самым вонючим из всего, что мы делали, но еще и опасным. Блин, когда возился со взрывчатыми веществами, ничего серьезнее выбросов нитрующей смеси не случалось. А тут — пальцы, слава богу, все на месте, но болят так, что хочется лезть на стену. Теперь я понимаю, почему во всех сериях «Мумии» эти самые мумии были такими злыми. Потому что сам сейчас злая мумия. Черт бы побрал весь класс сложных эфиров!
Идея, конечно, интересная — обратиться к плантатору, специализирующемуся на пряностях, продемонстрировать ему успехи нашей химической лаборатории и договориться о плате за то, что мы не будем составлять ему конкуренцию. Ради этого наша теплая компания с Леной, пардон, миссис Годдард во главе, припахав Цинни в качестве птицы-секретаря, три дня вспоминала все, что кто-то где-то когда-то читал о синтезе душистых веществ. А потом две недели занимались любовью с веществами, из которых уксусная эссенция была чуть ли не самым благоуханным. Сложные эфиры, блин. Чтоб их черти на том свете на растопку использовали! Или вместо слабительного.
И лишь после того, как одна из фляжек, кажется с метилацетатом, рванула у меня в руках, мы вспомнили, что эфиры способны, взаимодействуя с кислородом воздуха, образовывать взрывоопасные перекиси. Хорошо еще, что фартук из толстой кожи защитил живот и другие важные части тела от осколков. Но, блин, рожа в бинтах, руки в бинтах, все это болит, как в огне горит. Поесть — и то проблема, а уж обратная операция…
Нет, по большому счету грех жаловаться. Глаза и пальцы целы, и шрамов на лице, Шоно клянется, не останется. Хитрая Змея варит суп-пюре и подает с соломинкой. За что я ее всякий раз горячо благодарю и сбегаю подальше — скрежетать зубами и материться от боли и бессилия. Так, госпожа Годдард идет от лаборатории к жилому блокгаузу. Меняю курс так, чтобы не пересечься — на стрептоцид, блин, нашла время, силы и сырье, а на новокаин — нет. Шоно предлагал рауш-наркоз, но я отказался — опыт в обращении с киянкой у него небольшой, может и переборщить. А в наших условиях хорошая память — высшая ценность и голову надо беречь…
