— Я отвечаю за своих людей! Всегда и во всем!
— Благородно. Уважаю. Но это их не спасает. Ядовитые ростки сорняков очень живучи. И порою, чтобы спасти округу от заразы, проще сжечь все зараженное поле. Оно — здесь! — обвожу рукою вокруг.
Князья молчат.
— Орден получит свои деньги. Ваши жизни, как и чьи угодно еще, для него безразличны. Не заплатят живые — можно ограбить мертвых. Это даже предпочтительнее — не будет мстителей.
— Но… что же нам делать?
— Мне нужен ваш главный. Вы зовете его Одноглазым. Тогда часть денег с вас спишут. По крайней мере — с голоду не сдохнете. Управляющий графства продаст вам зерно и прочую еду. Но! Советую запомнить! Один красный цветок — и мы вернемся. Не за золотом, его у вас не так уж и много останется. Но то зло, которое вы принесли в мир, можно исправить. Принеся жертву. Человеческую. По одному человеку за каждый цветок.
Князья угрюмо молчат.
— Я жду вас через три дня…
— Почему орден тебе не мешает? — спрашивает Лексли, глядя вслед отъезжающим князьям. — Ведь им самим нужно это зелье.
— Думаю, что их специалисты уже и сами могут его делать, А вот Одноглазый в данном случае конкурент. Причем очень жадный и с неплохими возможностями для производства. У ордена не было семян — теперь они их возьмут здесь. А уж где посеять… они найдут.
— То есть сейчас ваши интересы совпадают?
— Теперь — да. Скажем так, я их в этом убедил. Ну разве что подтолкнул немного. Рано или поздно, а этот конфликт между ними все равно бы возник. Надо думать, что Одноглазый нехило на них заработал. Драл, небось, по три шкуры, вот и доигрался. Никто не будет долго терпеть такого к себе отношения. Ну а мы таким макаром устраняем военную угрозу со стороны гор. Если и не навсегда, то очень надолго. Свой утраченный военный потенциал, усугубленный к тому же еще и неслабым грабежом, горцы будут восстанавливать еще долго. Их нигде и никто не любит, так что не упустят случая лягнуть побольнее.
— И тебе их не жалко? Здесь же живые люди!
— Которые жили за счет несчастья окружающих. Растили, кормили и одевали разбойников. Теперь пусть платят.
— Но не все же это делали?
— Не все. Но как ты мне предлагаешь это выяснять? Пусть в будущем тот, кто решит жить за счет чужого горя, получит у себя дома плюху от соседей прежде, чем это сделают те, кого он обидел. Местное население должно четко понимать — платить придется! И пусть лучше это сделает истинный виновник, нежели вся округа.
— Хм… И ты думаешь, что что-то из этого выйдет?
— Есть другие предложения?
Князья вернулись через три дня. В прежнем составе. Посыльный адепт сообщил мне об этом утром:
— Они ждут тебя на площади.
Погода сегодня была весьма неприветливой, низко нависшие тучи закрыли солнце. Хорошо, хоть дождя не было. Но ветер весьма немилосердно трепал полы одежды и стремился залезть мне за пазуху. Вот и князья. Столпились у стены, о чем-то тихо переговариваясь.
— Утра вам! Не скажу чтобы доброго. Я вижу, что Одноглазого при вас нет. Что так?
— Мы не можем принести тебе его голову…
— Угу…
— …но можем проводить тебя туда, где он находится.
— Даже так? Хорошо. Но вы должны понимать, что я поеду туда не один…
Ехать оказалось совсем недалеко.
Прибывшие со мной наемники плотно обложили поселение со всех сторон, заняли все выходы и входы. А отряд в полсотни всадников направился внутрь, не отставая от нас ни на шаг.
Перед большим и достаточно роскошным домом горит костер. Около него сидит на корточках коренастый мужик в богатых одеждах. Подбрасывает в костер веточки.
— Вот он, тот, кого ты хотел видеть, — наклоняется ко мне один из сопровождающих князей. — Мы выполнили твое пожелание, не забудь…
— Я помню то, что вам обещал.
Подъехав ближе, останавливаю коня.
— Одноглазый?
Мужик поворачивает голову.
…И на меня словно дыхнуло жарой! Явственно заскрипел на зубах песок, и эхом откликнулись вдали автоматные очереди.
Хафиз…
Даже черная повязка на лице у него все та же. Или очень похожая. Только вот постарел он… изрядно. Наркота свое дело знает…
Спрыгиваю с коня.
— Ты не узнал меня, Хафиз?
Он молча смотрит на меня.
— Склероз? — участливо интересуюсь я. — Память подводит?
— Кто ты?
— Вспомни Афганистан. Ваш склад с опиумом, который мы захватили. Ты еще обещал найти нас всех, даже если мы зароемся глубоко в землю. Смотрю, однако же, не очень-то ты торопился выполнить обещанное.
В глазах старого душмана начинает разгораться огонек.
— Гяур… нашел меня и здесь…
— А как же! Думал, что всех обхитрил?
— Да! Я жил так, как хотел! Брал то, что видел! Под моей рукою ходили тысячи!
— И далеко ушли? Вот они, — киваю в сторону князей, столпившихся поодаль, — сдали своего хозяина с потрохами. Не вижу тут тысяч преданных сторонников. Вся страна лежит в развалинах, и уцелевшие села грабят наемники. Блестящий результат твоих свершений, не находишь?
Хафиз вдруг успокаивается. Даже улыбается.
— Пришел взять мою голову?
— Придется… хотя она не особенно мне и нужна. Но иного способа остановить заразу не нахожу.
— Смелый… а посмотри-ка вон туда… — Он тычет рукою в сторону.
Несколько жутко изрубленных тел лежат в небольшом углублении. Со стороны площади их не особенно видно, а вот с места, где сидит Одноглазый, они хорошо просматриваются.
— Эти трусы прислали своих воинов… тоже за моей головой. Сами побоялись… хотят жить. Не опасаешься такого же исхода, а, гяур?
Надо же, как заговорил! По ранам на трупах судя, рубака он неплохой. Чем это он их так? Но как бы то ни было, супротив Рунного клинка его оружие не пляшет. Надо понимать, Хафиз единоборство предлагает? Рассчитывает уйти непобежденным? Хренушки, скролльцы его не выпустят живым, и он это понимать должен. Стало быть, просто хочет меня прикончить. Да, вот это гораздо больше похоже на истину.
— Не опасаюсь. Кто-то же должен прекратить это безумие?
— Ну что ж…
Несмотря на все свои минусы и излишества, с ног он вскакивает одним плавным движением. Секунда — и в его руке тускло блестит кинжал. Неслабый такой ножичек, таким и рубить можно вполне. Это он им тех ребят нашинковал? Допускаю… вполне возможно. Ну что ж, дядя, вот ты и отбегался…
Ш-ш-ш-иннь!
Отброшенный мощным ударом Рунный клинок отлетает в сторону. Я его еле в руке удержал.
