— Я понимаю. Есть военная тайна, и ее нельзя раскрывать.
— А кроме военных — других не бывает?
— Есть еще… государственная тайна есть — так зачем вы МНЕ все это говорите? У меня ж допуска такого нет?!
— А если это — и не тайна вовсе, но никто не поверит?
— Как это так? Не поверят? Так есть же те, кто видел… Всегда доказать можно.
— Можно. Да, не все. И не всем. Ты вот, пока война не началась, во многое из того, что сейчас сама видела, раньше бы поверила?
— Да. Я вот не верила никогда, что можно такими жестокими, как немцы быть. Пока не увидела, как они наших раненых добили.
Ого! А девчушка уже успела кое-что повидать и запомнить. Вон руки как сжались!
— А то, что детьми и женщинами прикрываться можно — в это ты поверить можешь?
— От кого прикрываться?
— Ну, выставить их в окна, а самим из-за их спин стрелять.
— Да это ж … — у нее аж дыхание перехватило. — Это совсем не человеком надо быть!
— А я это — видел. И не раз. И как раненым головы отрезают, и много еще чего видел. Лады. Собирайся, пошли. Нам еще и ночлег устраивать надо.
Мы шли с ней по лесу и я говорил. Должно быть, я устал держать в себе все эмоции, а может быть — просто понимал, что от нее мне не стоит ожидать какой-то подлянки. Я рассказывал ей про Афган, про Буденновск и Чечню. Про страшное слово «Норд-Ост». Она что-то невпопад спрашивала, ахала, сбивалась и сбивала меня. Удивлялась и бледнела.
— Но как же так, дядя Саша!? Вам в Москву надо, к Сталину!
— Ну, ты у нас неглупая девушка, вот и представь себе такую картину. Вылезает из леса некто, бородатый и в наколках, и говорит — везите меня к Сталину! Я великую тайну знаю! И дают ему личный самолет и везут — куда?
— В Москву!
— А на Колыму — не хочешь? Я даже тебе НИЧЕГО доказать не могу, а если кому посерьезнее? Говорил я тут с одним ОЧЕНЬ умным чекистом…
— И что он?
— Дал команду меня расстрелять. Не поверил.
— А вот это, — кивнула она на мешок у меня за спиной.
— А вот это — аргумент, Котенок. Серьезный и весомый. По крайней мере сразу меня не шлепнут, а сначала выслушают. Только для этого — еще дойти надо.
— Вот дождемся ребят — и вместе!
— Твоими бы устами, Котенок, да мед пить… Ладно. Пришли мы, давай ночлег устраивать.
Облюбовав выворотень побольше, я начал устраивать там гнездо. Топорик у меня был. Нарубив несколько елочек, я, прислонив их к выворотню, сделал подобие шалаша. Марина тем временем резала лапник и выкладывала из него лежку внутри. Вплотную к выворотню я соорудил небольшой костер. Хорошо! Огонь горел чуть внизу, и со стороны его видно не было бы и так, да тут еще и елки его закрыли совсем.
— Все! Устраивайся на ночлег. Вон в мешке у меня пошуруй, там носки должны быть теплые, да и еще что-то подобное было.
Марина полезла в мешок и обзавелась некоторыми, полезными ей, вещами.
— Там еще пистолет лежит — возьми. Лишним не будет, патронов к «ТТ» у нас кот наплакал. А патронов к «вальтеру» там штук пятьдесят точно есть.
— Так у меня к нему кобуры нет.
— И не надо. Сунь его в карман, в левый, будет запасным.
— Так это вы так, с двух-то рук, стрелять можете. А я и не пробовала даже.
— Утром покажу. Это наука нехитрая, если голова соображает правильно. А сейчас — спать! Пока костер тепла нагнал — засыпай.
Я снял полушубок и уложил его на ворох лапника.
— Снимай свой и ложись сюда. А своим накроешься сверху.
— А вы как же?
— Дров подброшу и сбоку приткнусь. Поодиночке — вымерзнем к утру, а так и костер горит, и друг друга обогреем.
Ночью снег повалил совсем густо. Просыпаясь, чтобы подбросить дров, я слышал, как шуршат снежинки снаружи. Марина, как котенок, прижалась ко мне сбоку, и, вставая, я каждый раз осторожно ее сдвигал в сторону.
Под утро мне стали сниться какие-то непонятные сны. Серега в бане, почему-то с «СВД», узбеки с винтовками. Горящий бэтэр — где это? Афган? Чечня? Бородатый «дух» с пистолетом, который прятался за спиной знакомой девушки. Да это же Маринка! Я рванулся вперед… и проснулся. Утром подморозило, но в шалаше было относительно комфортно. Судя по тому, что внутри было темно, снег засыпал нас весьма основательно. Костер потух, и, выбравшись из-под полушубка, я присел к нему, стараясь раздуть угли. Благо, запас дров был внутри, и вылезать наружу не было необходимости.
За спиной завозились.
— С добрым утром, Котенок!
— С добрым утром, дядя Саша!
— Не замерзла ночью?
— Нет, хорошо было, я даже сон видела.
— Мирный сон-то?
— Да, маму видела. Девчонок из школы.
— Надо же… А у меня все какая-то хрень снилась. Не отпускает война, даже и во сне. Поройся там, в мешке, консервы давай, галет пачка должна быть — её тоже тащи. Вода — во фляге. Котелок достань, воды согреем.
После перекуса я занялся военное подготовкой. Начал учить Маринку правильно ходить, смотреть. Показал ей, как работать с пистолетом с правой и с левой руки.
— Так, для начала — учимся ходить.
— Как это?
— Как и все — ножками. Встань, в стойку, как если бы ты стрелять собралась.
Маринка приняла буденновскую стойку. Меня аж повело.
— Так. Этот маразм забудь как страшный сон. Чтобы я тебя в такой неприличной позе больше не видел никогда.
У неё покраснели щеки.
— А что же тут неприличного, дядя Саша? У нас так все стреляют.
— Щас все начнут с моста вниз головой сигать, следом прыгнешь, за компанию?
— Нет.
— А тут, что, голову включать не надо?
— …
— Значит, так. Стоим ровно, не напрягаемся, ноги расставлены примерно вот так, видишь?
— Да.
— Покачайся туда-сюда. В ногах не должно быть напряжения, усталости. Они свободно двигаться должны. Попробуй повернуться на них влево-вправо.
Она повертелась.
— Ну как? Ногам не неудобно?
Подвинув ноги, она снова повернулась несколько раз.
— Вот так, вроде бы ничего.
— Отлично. Теперь бери в руки пистолет. Я сказал в руки!
— Так я же…
— В обе руки! Пистолет в правую, левой рукой его поддерживаешь чуть снизу.
— Так?
— Ну, примерно, так. Руки не напрягай, слегка в локтях согни. Чтобы как пружинки были. Попробуй ими туда-сюда подвигать. Как птица клюет, так и пистолетом клюй. Постарайся им в сторону цели попасть.
