Третьим выстрелом ссаживаю фрица на землю. Оставшийся без управления мотоцикл утыкается в кустарник.
С этими управились.
А на дороге что?
Стоящий посреди нее грузовик уже не отбивается, похоже, что там никого не осталось в живых. Вижу, как бегут к нему автоматчики, на ходу меняя опустевшие магазины. Из кустов выбегают бойцы и тоже спешат к дороге. Абзац, что ли? Неужто все?
Заряжаю винтовку и вешаю ее на плечо. Подбираю пистолет, прячу его в кобуру и спускаюсь вниз.
Из кустов уже повысыпали все бойцы и теперь деловито шмонают грузовики, выволакивая из них трупы убитых немцев.
Уже почти спустившись на дорогу, вспоминаю, что оставил наверху плащ-палатку. Мелочь, а неприятно! Чертыхаясь, я повернулся и потопал назад. Подняв ее, стряхиваю песок и, свернув, прячу в вещмешок. Быстрый взгляд вокруг — ничего больше не забыл? Нет, вроде бы все на месте. Теперь и к ребятам можно. Там уже такой шум и гам стоит, будто филиал черкизовского рынка открыли. Даже часовых не выставили, все у машин столпились. Странно, старшина вроде бы вояка грамотный, что ж он тут так лопухнулся? Надо будет ему вежливо на это намекнуть. Где он, кстати говоря? Ага, вон у машины стоит.
Топаю к нему, на ходу подбирая слова. Как бы это, мягко говоря, повежливее сказать?
Та-та-та-тах!
Очередь!
Стоявших передо мною бойцов как метлой смело!
Они попадали на землю, сбитые пулями.
Не задержись я с плащ-палаткой, так сейчас тоже был бы рядом с ними.
Еще одна!
Пули вжикнули совсем рядом.
Третий мотоциклист!
Его мотоцикл упал с откоса в сторону, где сидели в засаде ребята, и я его видеть просто не мог. Вот и подумал, что уж последнего уцелевшего фрица они не выпустят. Индюк тоже думал…
Вот он, немец, приподнялся над коляской и меняет магазин в автомате.
А в правой руке у меня вещмешок… и винтовка за спиной… да и патрона в патроннике нет…
Магазин со слышимым даже отсюда щелчком встал на место.
Левая рука рвет на груди гимнастерку… там пистолет в подмышечной кобуре.
Немец, краем глаза уловив движение сбоку, поворачивается в мою сторону…
Не успеть! Он готов стрелять и сделает это не задумываясь.
Рывок!
Брошенный вещмешок летит ему в лицо.
Бросьте в лицо даже самому накачанному детине обыкновенную кепку. С небольшого расстояния. В девяноста пяти процентах из ста он попытается от нее уклониться, а если чувствует себя суперменом, отбить или поймать. Причем сделает это совершенно на автомате. Абсолютно не задумываясь. Стереотип человеческого мышления…
А когда в морду летит увесистый вещмешок?
Уж совершенно точно никто не станет проверять, что крепче и увесистее — своя голова или чужой мешок.
Вот и немец не стал. Просто отклонил голову набок, даже не меняя положения тела. Мешок просвистел мимо него и звучно шлепнулся в пыль.
Поворот в мою сторону…
А нет меня.
В смысле — на этом месте нет.
Голова фрица повернулась в сторону…
Ках! Ках!
Трофейный пистолет не подвел…
Сбитая пулей каска покатилась по земле.
Солдат сполз спиной по коляске. Его холодеющие пальцы еще сжимали автомат… Из простреленного лба стекала струйка крови.
Встаю с колена, всего бьет какой-то нездоровый мандраж. Подхожу к автоматчику и отбрасываю ногой в сторону его оружие. Как он там? Готов… А на поясе у него что? Фляга? Что в ней? Шнапс. То, что нужно.
Сделав пару глотков, поворачиваюсь и иду к старшине. Он сидит на песке, зажимая рукой прострелянную руку.
Протягиваю ему флягу.
— Глотни… сейчас это надо.
Он берет ее из моих рук, но не пьет. Губы его мелко вздрагивают. Шок?
— Как же я… старый дурак! Проглядел этого!
— Выпей!
— Я…
— Пей, тебе говорят!
Он на автомате делает два глотка. Кашляет, роняет флягу на землю.
— Бойцы! Перевязать командира! Фрицев проверить! Всех! Штыками!
Топот ног — солдаты понеслись выполнять приказание. Кто-то присел около старшины и бинтует его руку.
— Ты, ты и ты! — отлавливаю пробегающих красноармейцев. — Снять пулеметы с мотоциклов! Один — туда!
Рука моя указывает на собственную бывшую позицию.
— Смотреть за дорогой! Туда, куда немцы направлялись. Одного бойца берешь себе в помощь. Второй пулемет — на поворот дороги, откуда фрицы прикатили. Пасешь ту сторону! — поворачиваюсь к третьему красноармейцу. — Выполнять! Бегом!
Солдаты мгновенно растаяли в пространстве.
Пулеметчики из них, конечно, еще те, но уж отстрелять вставленную в патронник ленту как-нибудь сумеют. Хоть на расстоянии противника удержат — уже хорошо.
— Всем остальным — слушай мою команду! Автоматы собрать! Патроны и гранаты тоже. На все даю три минуты! После этого — построение здесь!
Словом, когда к нам подоспело подкрепление в количестве примерно сорока человек, мы уже заняли на месте круговую оборону. Помимо пулеметов с мотоциклов, в грузовиках взяли еще несколько, да и пришедшему подкреплению тоже хватило всевозможного вооружения.
Так что в лагерь они пошли основательно навьюченными и загруженными. Я присоединил к своим ребятам еще десяток бойцов, щедро вооружив их трофеями. Командовавший подкреплением лейтенант оставил их тут, дабы столь трудно добытое добро не попало бы в руки прежним хозяевам. Ушедшие в лагерь также унесли с собой троих раненых, в том числе и старшину. Он оказался еще ранен в бок. Среди пришедших на помощь нашлись два грамотных пулеметчика, которые тут же заменили моих бойцов. Не дав им ни секунды роздыха, велел рыть в кустах могилу. В нее мы и положили своих погибших. После этого уцелевшие бойцы по моему приказу построились перед незасыпанной еще могилой.
— Вот так, товарищи родные! — я оглядел притихших красноармейцев, стоявших передо мной. — Сами видите, к чему приводит элементарное головотяпство и невнимательность. Кто вам мешал проверить этого полудохлика, когда к дороге бежали? Ну, лень подходить, так стрельни! Спокойнее на душе будет! А сейчас мы что имеем?
Строй бойцов молчал.
— Один полузадавленный фриц за пару секунд положил наповал четверых бойцов да троих ранил! И больше бы положил! Никто ему в этом не мешал!
Тишина…
— То, как вы трофейщиков положили — молодцы! И задних мотоциклистов — тоже класс!
Не совсем класс, даже совсем не так, но не буду их уж совсем с дерьмом мешать.
