Он вежливо улыбается.
— Хотел бы и я так думать, герр оберст…
Кивком отсылаю Плиева к основной группе.
Они сейчас тихо и без спешки отойдут в обратную сторону, а я постараюсь имитировать отход в нужном направлении, так, чтобы немец это видел и мог с уверенностью подтвердить данный факт.
Выжидая достаточное для отхода основной группы время, перебрасываюсь с немцем еще несколькими словами. Тяну резину.
Все, пожалуй, уже пора. Вскидываю на спину ранец и поворачиваюсь спиной к снайперу.
— Прощайте, Розмайер. Да поможет вам бог!
Демонстративно шурша ветками, прохожу метров пятьдесят и резко останавливаюсь. Направление отхода обозначено, так что теперь можно и поработать…
Осторожно сместившись в сторону, прикладываю к глазам бинокль.
Угу, так и есть…
Не доходит до некоторых особо упертых товарищей с первого раза… Ну и кто ж вам доктор в таком разе?
Немец, поддерживая раненую руку и посекундно оглядываясь, уже успел каким-то образом добраться почти до самой своей старой позиции. Осторожно следую за ним. Видно не очень-то хорошо, но основное понять можно. Он спешит, даже очень. Ну да, уже успел все рассчитать. Основная группа уже успела уйти из зоны видимости, а мне еще надо будет пересечь небольшую ложбинку. И вот там, по его мнению, я буду вполне доступен для прицельного выстрела. Времени у него на это в обрез, оттого он так и спешит. Нет все же у некоторых элементарного чувства благодарности! Вот и делай им после этого добро…
Все, добрался фриц. На секунду он пропадает из поля зрения, потом вновь появляется — уже выбрался из ложбинки. На плече винтовка. Экий ты, братец, торопливый… А оружие осмотреть? Некогда? Ну… бог тебе судья, мистер торопыга.
Розмайер быстро пересекает полосу густого кустарника. А хорошо идет, стервец! Неплохо, видать, его в свое время натаскали! Даже раненный, и то идет тихо. В какой-то момент он останавливается и присаживается. Здоровой рукой открывает затвор винтовки и поочередно запихивает туда патроны. Закрывает его, загнав патрон в ствол, и продолжает свое движение вперед. Куда его несет-то? А-а-а… вот ты куда намылился! Кустарник тут выдается вперед узким выступом и обзор относительно неплох. Ладно… подыграем тебе. Огибаю позицию немца и, подобрав с земли сухую ветку, надеваю на нее снятую с укокошенного второго номера шинель. Цвет ее не совсем тот, что у моего комбеза, поэтому, быстро зачерпнув из близлежащей лужи пригоршню грязи, старательно привожу шинель в должный вид. Ну вот, уже что-то похожее…
Немца уже не слышно и не видно — занял позицию? Не лопух, должен понимать, что выстрел-то у него всего один, больше он одной рукой ничего сделать не успеет. И если промажет…
Осторожно приподнимаю ветку. Со стороны это выглядит как человек, стоящий в кустарнике. То, что кустарник закрывает большую часть фигуры, вполне объяснимо — я же должен осмотреть свою дорогу, не особо высовываясь из кустов. Ну и что, что здесь уже успели пройти остальные члены моей группы (во всяком случае, они должны были это сделать, с точки зрения немца)? Опытный человек всегда проверит все сам. А именно таковым я и должен выглядеть в глазах снайпера. Чуток поворачиваю ветку влево-вправо. Отыскав глазами подходящий сучок, наступаю на него ногой. Он громко трескает — вот он я! Нет у немца времени меня особенно разглядывать, да и оптики на этой винтовке тоже нет. Хочешь или нет — верь своим глазам!
Бумс!
Эх ты, фриц…
Доигрался хрен на скрипке…
Шомпола у него нет, и выбить из ствола засунутый туда мною капсюль-детонатор никаким другим способом невозможно. А вот стрелять из такой винтовки — сущее головотяпство. Нет, уложить немца наповал, скорее всего, не выйдет. Ну уж инвалидность теперь ему точно гарантирована. Заодно и версия об особо коварной и опытной группе русских диверсантов, уходящей из района бункеров, получает неплохое подтверждение. Вот и побегайте за ней, ребятки… флаг вам, любезные, в руки…
Через час я догнал наших.
Ребята шли достаточно резво и по сторонам поглядывали очень даже внимательно. Так что меня заметили относительно быстро — я только и успел пройти за ними метров сто. Моментально залегли и ощетинились стволами. Подав условленный знак, выхожу из кустов.
— Командир! — взволнованно спрашивает Шифрин. — Там стреляли?
— Немец решил напоследок поквитаться…
— Но как?! — удивляется Плиев. — Он что, папиросами винтовку заряжал?
— Нет, — качаю головой. — У него патроны были.
— Но… — Он так резко остановился от неожиданности, что Лацис чуть на него не налетел. — Я же всего его обшарил… как же так?
— Значит, не всего — только и делов.
— Карманы вывернул… всего ощупал… в вещах остались?
— Нет. В сапогах.
— То есть??
— У него на голенищах сапог, изнутри, карманчики под патроны есть. Вроде как на черкеске газыри, понял? Голенища сапог у немцев широкие, не как у нас. Вот патронов и не видно.
Осетин чешет в затылке.
— А… зачем, командир? Они что, так и ходят с ними? Неудобно же!
— Это смотря когда… Когда стоишь — да, неудобства есть. Но вот когда лежишь… или сидишь… Что проще: подогнуть ногу и патрон достать или по всем карманам и подсумкам лазить? А ежели подсумок на брюхе будет? Привставать придется… тут тебя и слепят.
— Так сколько ж у него их там было?
— Обычно по пять штук в сапоге.
— И вы… знали?
— С самого начала.
— Так почему же…
— Мне немец живой нужен. Только не должно все это выглядеть провокацией с нашей стороны. Ты сам поверил бы, если б я его живым отпустил? Да и немец никогда не признается, что его тепленького скрутили. У них тоже за сдачу в плен по головке не погладят.
— Так он же раненый был…
— Но одна рука у него ведь работала? Могли бы его долго промурыжить, пока информация до кого надо добралась. А мне надобно, чтобы они сразу пошли туда, где нас отродясь и не бывало. Раз снайпер ранен и остался в строю — герой! Его словам и веры больше… Пулевое-то ранение он мог бы на что угодно списать, да и промолчать о том, что со мною разговаривал. А вот теперь… такую штуку, что я с ним сотворил, объяснить трудно. Волей-неволей расскажет он о том, что в плен попал и со старшим диверсантом разговаривал. Ну, заодно и ввернет пару слов о своей героической попытке меня подстрелить — оправдываться-то надо каким угодно образом!
— Да, что ж вы с ним сделали-то?
Кратко поясняю смысл проделанной над винтовкой операции. На лицах бойцов вижу изумление. Даже капитан удивленно качает головой.
— Надо же… Веселые у вас там ребятишки сидят… такой фокус и не измыслишь сразу!
