— Ладно, пиджак надену — все прикроется.
Константин наклонился над Гаврилой, который застонал и пошевелился.
— Что за мудаки?.
— Афганцы, — сказал Трубачев, закуривая сигарету, которую он так и не выпустил из рук.
— Афганцы?
— А ты думал кто?
— Теперь уже неважно, что я думал.
Что ж, это объясняло многое. Люди Чернявого едва ли пришли бы сюда с пустыми руками. Да и руки у большинства из них были синими от росписей, сделанных на тюремных нарах. Именно поэтому их группировка называлась «Синими».
А у Гаврилы и у Черта ни одной татуировки Константин не заметил. Кстати, Черт по-прежнему стоял на четвереньках в ко-
ридоре, покачиваясь из стороны в сторону и негромко канюча:
— Уй, бля, уй, бля.
Только сейчас Константин почувствовал, что напряжение схватки спадает. Глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз подряд) он успокоился, поправил съехавший набок галстук, снял со спинки стула пиджак, надел его и застегнул на все пуговицы.
— Василий, глянь-ка, сзади все нормально? — сказал он, поворачиваясь спиной к Трубачеву. — Дырки не видно?
— Порядок.
— Ладно, так что им от тебя надо?
— Как тебе сказать, — вздохнул Трубачев, — хотят, чтобы я сваливал отсюда.
— Почему?
— Они же местные, собираются свой союз зарегистрировать. А может, уже зарегистрировали.
— Не понимаю, — искренне удивился Константин. — Ты точно знаешь, что они афганцы? Может, урла какая-нибудь?
— Не урла, точно — махнул рукой Трубачев. — Вон тот, Черт, служил в роте охраны Сороковой армии. А Гаврила — спецназовец.
— Не может быть, — вырвалось у Константина.
— Еще как может.
— Так что же это за херня получается? Там все вместе воевали, под одними пулями ходили. А как домой вернулись, так готовы уже и глотки друг другу перегрызть. За что? Объясни, Василий.
— За что? За деньги, конечно. Льготы у нас, понимаешь? Кто раньше сел, тот раньше съел.
— А вместе никак нельзя?
— Я им предлагал. Но они говорят, что я самозванец и чтобы убрался отсюда.
— Неужели нельзя договориться? Нас же мало.
— Двоим на одном стуле не усидеть. Гаврила наконец очнулся и привстал на полу, держась рукой за ушибленный затылок.
— Ну ты и приложил меня, — хрипло сказал он, глянув на Константина.
— Мужики, я же вас предупреждал, — сказал Трубачев, — это Костя Панфилов. Не надо с ним связываться.
Константина охватило странное чувство брезгливости, перемешанное со стыдом и болью. Болью не физической, но душевной.
Армейское братство, скрепленное кровью и общей судьбой, рушилось прямо на глазах. Неужели нет в этом мире ничего надежного и настоящего?
— Ты где служил? — спросил Константин своего поверженного противника.
— Триста семидесятый отдельный отряд спецназа Двадцать второй отдельной бригады.
— Да какой же ты, к едрене матери, спецназовец, — взорвался Константин, — если на своего брата прешь?
Гаврила угрюмо молчал. Константин замахнулся на него кулаком.
— Сучий потрох!
Внезапно накатила горячая волна ненависти и презрения. Но Константин все-таки смог сдержаться. Опустив подрагивающий кулак, он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения.
— Кто их прислал? — обратился Константин к Василию. — Или они сами по себе?
— Да есть там один. Матвеев его фамилия. Они его зовут Матвей.
— Где его можно найти?
— Не знаю. У этих спроси.
— Слышишь, ты, спецназовец, где твоего Матвея найти?
— Зачем он тебе? — хмуро поинтересовался Гаврила.
— Побазарить хочу. Ну?
— Мы по вечерам тренируемся в спортзале четвертого ПТУ.
— Проваливай с глаз моих долой и Черта своего забирай. А то вам долго еще не придется тренироваться.
Гаврила тяжело поднялся и, припадая на левую ногу, вышел из комнаты. В коридоре он помог подняться с пола своему спутнику, и вскоре непрошеные визитеры покинули подвал. Константин еще на минуту задержался — выкурить сигарету.
— Не думал я, что в этой жизни все так обернется.
— Вот поэтому я и не хотел возвращаться на гражданку, — сказал Василий. — Там все казалось проще. Свои, чужие, «духи» на одной стороне, мы на другой. Нет нам здесь места.
Константин долго молчал, дымя сигаретой. Все происшедшее не укладывалось у него в голове. Что-то не то происходит вокруг… Что-то не то.
Если даже люди, прошедшие бок о бок через огонь и смерть, готовы забыть обо всем и перегрызть друг другу глотки только за право доступа к кормушке. Да что же это за братство?
Кому верить, кроме самого себя?
Какой правде следовать, кроме своей?
Кто может дать на это ответ?
Глава 11
— Добрый день, Наталья Дмитриевна, — обратился Константин к пожилой медсестре, возившейся с документами за стойкой приемного отделения городской больницы.
Она подняла взгляд, и тут же на ее лице появилась приветливая улыбка.
— А, здравствуй, здравствуй, касатик.
Одет-то ты как хорошо. Брата пришел проведать?
— Да. Как он там?
— Ох, — вздохнула она, — не знаю, что тебе сказать. Все так же, без перемен.
— Ясно, — кивнул Константин.
— Ты вот что, — словно стесняясь того, что сообщила посетителю плохие новости, произнесла пожилая медсестра, — ты не расстраивайся, все образуется. Поверь мне, я тут давно работаю и уж такого перевидала. Может, это и к лучшему, что он без сознания. Так организм сам по себе начнет восстанавливаться, а голова ему дурными мыслями мешать не будет.
— Вы так думаете?
— Конечно, — убежденно сказала медсестра. — Знаешь, какие у нас случаи бывают? Лежит себе человек в реанимации без сознания, и ничего. Потом придет в себя, переведут его в обычную палату. А он, глядишь, и помирать собрался. Тяжело мне, говорит, как же я инвалидом жить-то стану?
Что-то, видимо, изменилось в лице Константина, потому что медсестра тут же осеклась и озабоченно сказала:
— Иди проведай брата.
— Савельев сегодня дежурит?
— Евгений Семенович-то? У себя он. Дымит в своем кабинете.
