Милиционеры лишь внимательно наблюдали за суровыми парнями с обветренными лицами, неторопливо двигавшимися за тремя довольно дорогими, сделанными на заказ гробами.
Первым несли тело Виктора Ерофеева, больше известного в определенных кругах под кличкой Шварценеггер. За ним Андрея Савченко (Рэмбо) и Сергея Бычкова (Бычка).
У ближайшего перекрестка гробы погрузили в автобусы, а сопровождающие сели в собственные автомобили. Около получаса процессия под отчаянный рев сирен двигалась по городу.
Расположенное за городской чертой кладбище также впервые видело такую внушительную траурную процессию. Больше сотни автомобилей запрудили все шоссе, ведущее к месту последнего приюта покойных.
Колонну возглавляла темно-вишневая «девятка», на заднем сиденье которой ехал Сергей Николаевич Чернов, он же Чернявый. Возле кафе «Олимп» сыщики из городского отдела внутренних дел скрипели зубами, провожая взглядами новенький лакированный автомобиль Чернявого.
Предъявить местному авторитету они ничего не могли. Он был чист, как младенец. Более того, Чернявый сам мог выдвинуть претензии по поводу расследования бандитского нападения на его друзей.
Беседуя с городскими пинкертонами после перестрелки у кафе «Олимп», Чернявый очень скупо изложил подробности. По его словам, он с друзьями намеревался зайти в «Олимп» поужинать.
Но оказалось, что в кафе был санитарный день, и компания двинулась назад. В этот момент неизвестные личности из подъехавшей к «Олимпу» «Волги» обстреляли их и скрылись. Ни у кого из погибших огнестрельного оружия не обнаружили. Естественно, Чернявый тоже был чист.
Экспертиза показала, что нападавшие, кроме пистолетов «Макарова» и «ТТ», использовали также автомат типа «АК-47» либо одну из его модификаций. Это подтверждалось и показаниями свидетелей из окрестных домов.
Но все свидетели лишь слышали автоматные очереди и одиночные пистолетные выстрелы, больше ничего определенного они сказать не могли. Стреляли люди Чернявого или не стреляли, сколько приехало нападавших, какой номер на машине, какие приметы бандитов — никакой точной информацией следствие не располагало.
Сам Чернявый показал, что во время нападения он сразу же упал на пол вестибюля в кафе и ничего не видел. Никаких претензий милиция ему предъявить не могла. Пришлось посочувствовать и отпустить с миром.
Возле вырытых поутру могил тесно выстроилась братва, прибывшая на похороны боевых друзей Чернявого. Кроме представителей из соседних районов, находились здесь и посланцы первопрестольной. Но авторитетных в этой среде людей наблюдалось немного.
Именно это, а не смерть трех рядовых бойцов, беспокоило Чернявого. Значит, серьезные люди до сих пор считали его компанию обыкновенной кодлой.
Чернявый вполуха слушал надгробные слова, прочитанные без особого рвения батюшкой из местной церкви. Сам авторитет на похоронах не проронил ни единого слова, чем немало удивил братву, желавшую услышать пламенный призыв к мести.
Когда траурная церемония закончилась, большинство ее участников вернулось в город. Здесь в кафе «Олимп» были накрыты столы, чтобы близкие и друзья покойных могли помянуть их по русскому обычаю.
Молчание Чернявого на поминках могло быть неверно воспринято скорбящей братвой. Если на кладбище еще можно было уклониться от речей, то здесь, среди своих — едва ли…
Чернявый с рюмкой водки в руке встал из-за стола. Гудевшая за столами компания почтительно затихла.
— Братва, — проникновенно сказал Чернявый, — сегодня мы прощаемся с тремя нашими корефанами. Они были настоящими бойцами (о том, что Рэмбо получил несколько пуль в спину, так и не открыв огонь, Чернявый предпочитал не распространяться). Мы найдем тех, кто это сделал. Заставим их жрать собственное дерь-
мо (в этом месте братва одобрительно загудела). Тем, кто собирается поставить нас на колени, мы говорим: «Ваша не пляшет». Пиковой масти в этом городе не будет. Наши кореша не зря положили свои головы. Мы отомстим за них. Пусть земля будет им пухом.
Братва почтила память погибших вставанием и опрокинула первые рюмки.
Остальные речи не отличались ни продолжительностью, ни особым разнообразием. Оно и понятно — тюремные университеты не располагают к многословию и краснобайству. А ведь именно через них пришлось пройти большинству присутствовавших в зале кафе «Олимп».
Даже гость из Москвы, к выступлению которого уже порядком подвыпившие братки отнеслись с особым вниманием, не вышел за рамки традиционной тематики. Выразив сожаление по поводу произошедшего, посетовав на превратности судьбы, он закончил свою речь словами.
— Солнцевская братва надеется на то, что ты, Чернявый, сделаешь из этого правильные выводы. Рамсы надо развести. Твои пацаны это заслужили. Мир их праху.
Чернявый сидел в отдельном кабинете кафе «Олимп» за столом, устланным вышитой цветными узорами скатертью. Перед ним стояли стакан и почти пустая бутылка минеральной воды. Лицо лидера «синих» приобрело почти такой же цвет, как название его группировки. Отпив глоток минеральной воды, он болезненно сморщился и опустил голову.
Дверь в кабинет открылась, на пороге стоял один из охранников Чернявого, несколько дней назад принимавший участие в перестрелке. Из зала донесся звон приборов и посуды, неровный гомон голосов. Потянуло густым табачным дымом.
— Принес? — с надеждой спросил Чернявый, тяжело поднимая упавшую голову.
— Принес, — ответил охранник, закрывая за собой дверь.
— Давай.
Охранник достал из-за пазухи и поставил на стол перед Чернявым маленький пузырек темно-коричневого стекла, до середины наполненный таблетками. Чернявый тут же откупорил пузырек, высыпал на ладонь несколько «колес», швырнул их в рот, запил минералкой и резко откинул назад голову. Проглотив таблетки, он допил воду из стакана и, тяжело дыша, затих с закрытыми глазами. Все это время охранник терпеливо стоял у стола.
Наконец Чернявый открыл глаза и негромко проговорил:
— Чуть не сдох.
— Что, водка не пошла? — сочувственно спросил боец.
— Ты же знаешь, Михута, я вообще не пью.
Лицо его стало постепенно терять синюшный оттенок, глаза приобрели обычный блеск. Тот самый страшный блеск, в котором видны лучи прожекторов на сторожевых вышках. И голос Чернявого изменился. Пропали нотки изнуренной вялости, появились твердость и решимость.
— Что там в зале? — спросил он. Михута виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Бухают все.
— Ты не пил?
— Не-а. Ты же сказал…
— А пацаны?
— Гоша и Болт — как стекла.
— Что, нажрались? — глаза Чернявого полыхнули настоящей испепеляющей яростью.
— Не, не, ты че? — ошеломленно замотал головой Михута. — Я имел в виду это — трезвые, как стеклышки. Мы, конечно, не дураки выпить, но ниче… переживем.
