Он остановился в прихожей.
– Проходи куда-нибудь, – предложила она, – я сейчас сделаю кофе. Ты, как всегда, сам за рулем?
– Пока обхожусь без сопровождающих.
– Я так и думала.
– Посижу на кухне, покурю.
– Как хочешь.
Чуть задержавшись, он заглянул в комнату. Все та же знакомая обстановка: диван, кресло, журнальный столик, книжный шкаф и все прочее. Панфилов вдруг сообразил, что сделал это не просто так, не по привычке. Он искал следы, которые мог бы оставить другой мужчина.
«Господи, идиотство, я же сам предупредил ее, что приеду. Что я надеюсь здесь увидеть? Чью-то мятую рубашку? Или носки за диваном? Панфилов, ты стал мнительным».
Она, конечно, поймет, по какой причине он задержался. Если… если не придумать подходящего объяснения.
– А где Андрей? – спросил Константин, заходя на кухню и усаживаясь за стол.
– Он остался там, у подруги.
– На даче?
– Это не дача, а большой загородный дом.
– И что он там делает один?
– Во-первых, он не один. Там есть дети, есть хорошая спортивная площадка, пруд. Рядом – хороший сосновый бор.
– Ты не боишься за него?
– Он вполне самостоятельный ребенок и знает, что можно, а чего нельзя. Во-вторых, ребенку нужен свежий воздух, не век же ему дышать ароматами с нашей птицефабрики.
– У меня тоже есть дом, – сказал, закуривая, Константин. – Правда, там еще не везде закончена отделка. Но если бы ты согласилась, мы давно уже могли бы жить там. Место там хорошее, речка, лес…
– И ни одной живой души вокруг, – добавила в унисон Татьяна. – Только охранники – косая сажень в плечах и с нулевым интеллектом.
– Хм… А чего ты ожидала от охранников? Они должны быть философами? Краснобаями? Сыпать шуточками налево и направо?
Татьяна промолчала, а потом и вовсе отвернулась, взявшись перемывать чистые тарелки. Но Константин решил не отступать.
– Почему ты не хочешь переехать ко мне?
– Я уже говорила – не хочу жить одна в большом доме. Я знаю тебя. Ты будешь пропадать целыми днями, а мне что – выть от одиночества на луну, как бродячие собаки в лесу?
– Ты же понимаешь, что я не могу целыми днями сидеть дома. У меня дела…
– Да, да, конечно, бизнес, – скептически поддержала она.
– Что в этом плохого?
– Ничего. Но и хорошего тоже ничего. И потом, если даже не думать о себе, то ребенку нужно учиться.
– В Запрудном такие же школы, как везде.
– Не такие, – отрезала она.
– И в чем же разница?
– Во всем. Ребенок уже год изучает английский язык, а с третьего класса у них начинается французский.
– Ну и что? Наймем преподавателя.
– Это у вас-то в Запрудном? – с легким пренебрежением спросила она.
Потом спохватилась:
– Нет, ты пойми правильно. Дело не только в полноценном образовании, но и в воспитании. Вообще, в подходе к жизни. Сейчас он находится в коллективе, ему там интересно, весело. А что ждет его в Запрудном? Не забывай, здесь все-таки Москва.
Она с ожесточением терла тарелки.
– Хорошо, допустим, он будет жить в большом загородном доме. Что, возить его каждый день туда-сюда в школу и обратно? Или пригласить гувернера, как сыну помещика? В кого он превратится? Кем он вырастет?
– Нормальным человеком.
– Я в это не верю.
– У тебя кофе убежал.
Густой черный напиток с шипением выплеснулся на плиту.
– Мог бы и сам выключить, – с упреком сказала она, разливая кофе по чашкам и протирая плиту.
– Так ведь я гость здесь, не хозяин, – возразил Панфилов.
И снова она промолчала.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Константин. – Дело не в пацане. Ты просто прикрываешься им, как щитом.
– А в ком же?
– В тебе. Ты не веришь мне, но почему, понять не могу.
Она отставила в сторону посуду, взяла чашку кофе, присела на подоконник.
– Хорошо. Раз уж ты так повернул разговор, я скажу, почему не хочу жить с тобой. Два года назад я влюбилась в тебя, ты знаешь об этом. Я смотрела на тебя и думала: вот мужчина, которого я ждала. Я видела только тебя. Только потом я стала прозревать.
– И что же ты узрела?
– Я думала, что твое прошлое, ты понимаешь, о чем я говорю, было лишь случайным эпизодом. Оступился человек, с кем не бывает. Потом я начала кое-что понимать, но списывала все на твою заботу об Игнате. А оказалось, что это далеко не так. Я хочу сказать, не так просто. И я стала думать: какой ты на самом деле? Я видела тебя слишком разного.
Константин усмехнулся:
– А ты хотела, чтобы я всегда был одинаковым?
– Погоди, выслушай меня до конца. Мне казалось, что настоящий Костя – это тот, который обнимает, целует, ласкает меня. Но, когда я узнала, чем ты занимаешься, я поняла, что ошиблась. Те способы, которыми ты добываешь себе деньги, это… это… грязь.
Разнервничавшись, она отвернулась к окну.
– Я не хочу иметь с этим ничего общего. Это по меньшей мере… противозаконно.
Константин едва удержался, чтобы не заорать: «Но ведь ты ни разу не отказалась от этих грязных денег!» Закурив новую сигарету, он сделал подряд несколько глубоких затяжек. Погасил в себе приступ ярости:
– Послушать тебя, так я какой-то урод. Вокруг меня только дерьмо и ничего хорошего. Сейчас так живут тысячи, и по-другому прожить невозможно.
– А ты пробовал жить по-другому? – не оборачиваясь, спросила она.
– Да, пробовал! – почти выкрикнул он. – Я жил, как все. Учился в школе, работал, тянул лямку. Потом, как все, ушел в армию выполнять долг перед Родиной.
Не выдержав, он вскочил из-за стола, стал расхаживать по кухне.
– Родина получила от меня все, что хотела. Я не спрашивал, зачем меня отправляют туда, на бойню. Я просто шел и делал то, что мне приказывали. Мне говорили: интернациональный долг, интересы государства превыше всего, тебя встретят на родине как героя. А все оказалось туфтой, полной туфтой, понимаешь? Сколько слов было, сколько ожиданий. А нас просто использовали, как портянки. Сносили, протерли и вышвырнули на помойку. И потом то же самое государство, за которое мои друзья полегли там, в горах, сделало меня преступником. Оно проехало по мне, как асфальтовый каток. И дело даже не во мне лично. Я не один был такой. Всех, кто смог вернуться оттуда, жизнь переломала, покалечила…
– Это еще не дает тебе права…
– Дает! – закричал он. – Я сам по себе. Я отдал все, что мог. Нажрался этой баланды из общего котла – во, по горло! Хватит!
