Когда Игнат вошел, реаниматолог сочувствующе покачал головой.
– Что это с вами приключилось, молодой человек?
– Били его, – пояснил Константин. – Поэтому я и беспокоюсь. Игнат, ложись на кушетку, доктор тебя осмотрит. А мы пока заглянем к одному нашему знакомому. Как там Володин?
Савельев пожал плечами.
– Повреждений внутренних органов, несовместимых с жизнью, не обнаружено, – витиевато объяснил он. – Короче говоря, при надлежащем уходе встанет на ноги. Уже пришел в сознание. Погодите, погодите, вы что, собираетесь разговаривать с ним? Он еще слишком слаб.
– Не больше минуты, – заверил Константин врача. – Где его палата?
– За углом, не ошибетесь, там молодой человек в камуфляжной униформе сидит.
– Это наш человек, доктор, не беспокойтесь.
Миновав охрану, Панфилов и Семенков вошли в палату, где лежал раненый коммерсант.
Бледное лицо Володина шевельнулось, когда Панфилов осторожно тронул его за плечо.
– Гриша!
Володин открыл глаза.
– Это мы – Панфилов и Семенков. Узнаешь?
– Да, – слабо произнес Григорий.
– У тебя все будет нормально. Ты вообще молодцом. Мы совсем ненадолго, на минутку. Ты знаешь людей, которые в тебя стреляли?
– Догадываюсь, кто их прислал.
– Кто?
– Его фамилия Строгин. Он сопредседатель банка, где… Саша Кононов.
– Он угрожал тебе?
– Требовал, чтобы я отказался от денег.
– Каких денег?
– Извини, Костя… Я боялся тебе сказать… Там десять миллионов долларов. Мне надо их вернуть…
– О чем ты говоришь? Какие десять миллионов?
Володин закрыл глаза и больше не произнес ни слова.
Семенков встревоженно наклонился над ним, прислушался к дыханию, пощупал пульс на руке, безвольно лежавшей поверх одеяла.
– Дышит, – удовлетворенно кивнул он, – и сердце работает, но очень слабо. Он потерял много сил.
– Ладно, Владимир Иванович, идем, а то сейчас какая-нибудь дежурная медсестра прибежит.
Они вышли из палаты, осторожно закрыв за собой дверь.
– Будь повнимательнее, – обратился Семенков к охраннику. – В палату, кроме врачей и медсестер, никого не пускай.
– Понял.
Тем временем реаниматолог Савельев закончил осмотр в своем кабинете. Он вывел Игната в коридор, похлопал его по плечу.
– Старайся позвоночник не перегружать. Тренировки – это, конечно, хорошо, но во всем важно соблюдать меру. Знаешь, как сказал один греческий философ, мера – порядок всех вещей. А вот и Константин Петрович. Можете не беспокоиться, позвоночник в норме. Но попрошу через пару месяцев снова заглянуть ко мне.
– Ясно, доктор, благодарю. У меня к вам просьба – позаботьтесь о Грише Володине.
– Непременно, Константин Петрович.
– И бросайте вы свою «Яву». У вас на столе завтра будет стоять ящик «Кэмела».
– Спасибо, не стоит.
– Это не взятка, доктор, – от чистого сердца.
* * *
На кухне панфиловской квартиры шел разговор.
Дымилась сигарета, мелодичо позвякивала ложечка в чашке с чаем.
– Вот так-то, Владимир Иванович. Гриша Володин стоит десять лимонов баксов. А мы-то думали… Бедный, по мелочам побирается. Даже счета на мобильник я ему закрывал. Где же он взял эти деньги?
– Где-то взял, – сказал Семенков, задумчиво помешивая маленькой серебряной ложечкой в чайной чашке. – Надо немного подождать.
– Подождем. Но и самим время терять не стоит. Сегодня уже поздновато. А завтра с утра займись этим банком. Надо узнать, кто такой Строгин и почему он требовал от Володина отказаться от этих денег. А Кононов… это тот самый Саша из Москвы, который предлагал Володину стать сопредседателем правления банка?
– Если поверить, что Володин передал ему миллионы долларов, это предложение становится понятным. Когда не хочется возвращать деньги, можно наобещать что угодно.
– Неужели ты думаешь, Владимир Иванович, что Володин по-прежнему врет?
– Такой вероятности я все-таки не исключаю. Пусть даже один процент, но я и его должен учитывать.
Семенков встал из-за стола, не допив чай.
– Пойду, Константин Петрович, что-то я стал уставать. В голове все перемешалось: банки, деньги, Порожняк, Айваз, «синие», азербайджанцы, слежка, подслушка – голова гудит.
– Понимаю, Владимир Иванович, у меня то же самое. Пытаюсь спасаться старым народным способом: сто грамм и в постель.
– Мне уже не помогает. Ладно, будь здоров, Константин Петрович, завтра увидимся. Да, чуть не забыл. Заработал микрофончик зажигалки, которую ты презентовал Саше Порожняку. Сегодня он встречался с Айвазом и каким-то гостем из Москвы по кличке Артур.
– Артур? Ты не ошибся?
– Сам я расшифровку записи еще не слушал, но по телефону один из моих технарей сказал именно так – Артур. Ты его знаешь?
– Если тот, о ком я думаю, то доводилось встречаться.
* * *
Ночью нахлынули воспоминания.
Перед мысленным взором Жигана проходили пейзажи и лица, казалось, давно и прочно забытые.
Исправительно-трудовая колония № 6, Рикша, Кокан, Артур, размороженная зона, прапорщик Моргунчик, Малхаз, Хомут, Бульдозер, он же прапорщик Матвеев, Резо, маленький кирпичный домик на промке, хозяин зоны полковник Жуликов с неизменной беломориной в зубах, пожар, возбужденные мужики, чефирящий барак, разбитые стекла в больничке…
Когда же это было? Сколько лет прошло?
* * *
В то самое время, когда Константин ворочался в постели, тщетно пытаясь уснуть, двое осторожно взбирались по пожарной лестнице городской больницы.
Мутный лунный свет заливал крышу, пахнувшую разогретым за день гудроном.
Две темные фигуры неслышно пробрались к стальной двери, ведущей на лестничные марши. Дверь была не заперта. Обычно на ней висел замок, но именно прошедшим днем приходили рабочие, делавшие мелкий ремонт.
Дверь тихонько скрипнула, пропуская внутрь людей в черном. Они спускались по лестнице, осторожно прижимаясь к стене, замирая при каждом звуке.
Больница спала. Лишь иногда по коридорам тенью проходили дежурные медсестры и врачи.
Тихо было и в отделении реанимации, для которого ночь выдалась на редкость спокойной. Не привозили пострадавших в автомобильных авариях, выпрыгнувших из окон в состоянии белой горячки, упавших в канализационные колодцы и неудачливых самоубийц.
Дежурный реаниматолог Савельев прилег на кушетку в своем кабинете, да так и уснул.
