– Мы его быстро на место вернем, – неожиданно жестко сказал Романчук и картинно развел руки. – И потом, откуда ему знать, кто устроил пожар? Намекнем, и доходчиво, что это дело рук его конкурента. А в Запрудном конкурент у Трошина один – Панфилов. Тому на горло наступили, а он в ответ решил на «Триале» отыграться.
– Чушь какая-то!
– Вовсе не чушь, а дикий капитализм со звериным лицом. Нецивилизованный рынок, так сказать.
– Ну, не знаю, – чуть успокоился Кинелев. – Расхлебывай как хочешь, но Трошин должен успокоиться. Какого черта нужна была эта катавасия? Кто распорядился? Сапронов или ты?
Романчук замешкался с ответом.
– Где вы вообще взяли этих громил? – Молчание помощника снова вывело из себя предисполкома.
– Это не громилы, а сотрудники органов при исполнении.
– Почему же они своевольничали?
– Они не своевольничали, а исполняли распоряжения.
– Чьи? Относительно «Триала» я никаких распоряжений не отдавал.
– Вы и насчет предвыборного штаба Панфилова никаких распоряжений не давали, – с обидой сказал Романчук. – План активных мероприятий, который мы разработали вместе с Сапроновым, до сих пор не вызывал у вас никаких возражений. А тут… Ну, прокол случился, переборщили немного, так ведь ситуация неординарная… А с вашей, э-э… как бы это сказать, впечатлительностью не всегда стоит сообщать вам о деталях.
– Как-как ты сказал? – едва не поперхнулся от злости Кинелев. – Впечатлительностью?
Романчук отвернулся, многозначительно сощурив глаза.
– Отныне ты будешь беспрекословно исполнять мои распоряжения. И попробуй только не подчиниться! – Кинелев рубанул рукой воздух. – В моем сейфе лежат такие документы, из-за которых ты, мой зам, пойдешь под суд. И это не пустые слова, ты меня знаешь. Я добрый до поры до времени, но, если разозлюсь, щепки полетят во все стороны. Тоже мне – разработчик плана активных мероприятий! Ничего толком сделать не можешь.
– Могу. – Романчук засопел. – И вы скоро в этом убедитесь, Иван Данилович. Вам еще придется извиняться передо мной за несдержанность. А что касается документов – еще неизвестно, чей компромат убойнее.
Председатель горисполкома оторопело захлопал глазами, потом тяжело вздохнул. Его покрытое каплями пота лицо посерело.
– Ну ладно, ладно, не обижайся, Анатолий Викторович. – Кинелев убавил тон. – Мы ведь с тобой в одной связке.
– Вот именно. Нам сейчас не ссориться надо, а думать о том, как нейтрализовать Бирюкова. О Трошине тоже забывать не надо, но главное – городской прокурор. Он и правда нам всю малину обосрал.
* * *
В тот же день поздно вечером прокурор города Запрудный Николай Бирюков вышел из дому, сел в личную «Волгу» и отправился ставить машину в гараж.
«Волга» ехала по улице очень медленно, рядом бежал на поводке доберман по кличке Бруно. Уже несколько дней подряд в Запрудном была плохая погода, шли дожди. Но сейчас облака рассеялись, небо очистилось, воздух был чистым и свежим.
На перекрестке, куда подъехала «Волга» Бирюкова, стоял молодой гаишник в форме старшего лейтенанта. Он остановил машину, козырнул и представился:
– Инспектор Найденов. Почему так медленно едете?
– Пошел ты на хрен, мудила, – развязно ответил Бирюков. – Ты что, не знаешь, кто я такой?! Я – прокурор города Бирюков!
От водителя сильно несло спиртным. Гаишник что-то попытался возразить, но Бирюков обложил его трехэтажным матом и поехал дальше прямо по осевой линии, разделявшей улицу пополам.
Проводив машину взглядом, старший лейтенант подошел к патрульным «Жигулям» и взял рацию.
Бирюков поставил «Волгу» в гараж, достал из шкафчика, стоявшего в углу гаража, початую бутылку коньяка, стакан, наполнил его почти до краев и выпил, не закусывая.
После этого, держа на поводке добермана, Бирюков отправился домой. Было уже около полуночи.
В городском парке закончился танцевальный вечер. Молодежь группами и парочками стала расходиться.
Бирюков снял добермана с поводка и пустил прогуляться по городскому парку. Бруно побежал по аллее, следом за ним шагал хозяин в светлой летней куртке и спортивных брюках.
У поворота к танцевальной площадке стояли трое высоких крепких парней в джинсовых куртках. Когда мимо них пробежала собака, кто-то из парней сказал вполголоса:
– Его псина.
Бирюков попытался обойти парней, но ему преградили дорогу. Тогда прокурор пошел напролом, своей массивной фигурой толкнув сразу двоих.
– Чего стали на проходе, пройти не даете, засранцы, – выругался он.
– Ты, мужик, куда прешь? – вызывающе крикнул один из парней.
– Пошли на х… – не оборачиваясь, сказал Бирюков.
– Стой! Милиция! – раздался окрик.
– Бруно! – закричал прокурор, оборачиваясь и вскидывая руку. – Фас!
Парень в джинсовой куртке, на которого с глухим рыком мчался доберман, быстрым, натренированным движением выхватил из подмышечной кобуры пистолет, передернул затвор и выстрелил в собаку.
Бруно, подстреленный на ходу, с визгом рухнул на землю. Бирюков остолбенело смотрел на извивающегося в судорогах пса.
В этот момент раздался второй выстрел, и Бирюков почувствовал боль в правом бедре.
Уже не раздумывая, он выдернул из кармана куртки пистолет, служебный «макаров», положенный ему по должности, и вскинул руку.
Затвор передергивать ему не пришлось – патрон уже был в патроннике. Бирюков сразу открыл огонь по парню, бежавшему за ним с пистолетом в руке.
Пуля, выпущенная Бирюковым, попала парню в ногу, чуть выше колена. Он схватился рукой за раненое место, но продолжал стрелять.
К нему подбежали приятели, подхватили его под руки, и так он сделал еще несколько выстрелов.
Бирюков, разрядив почти всю обойму, завалился на бок и упал. Пуля попала ему в правое бедро и сломала кость. Но он еще не потерял сознания. Коньяк, выпитый за четверть часа до этого, притуплял боль.
Когда Бирюков прекратил стрельбу и упал, двое навалились на него сверху, вырвали из руки пистолет и сели верхом, прижав к земле.
Бирюкову не хватало воздуха, он стал задыхаться, захрипел.
– Умираю…
Спустя некоторое время подъехала машина «Скорой помощи». Бирюкова погрузили на носилки, внесли в салон красно-белого «рафика». Перед глазами у него плыли круги, все происходящее вокруг казалось нереальным.
Он бессмысленно смотрел вокруг и не мог понять, откуда взялась в салоне девушка с залитым кровью лицом. Она была без сознания, изо рта ее вырывался неясный хрип.
В тот момент Бирюков не знал, что мозг этой девушки разворочен пулей, вылетевшей из его оружия…
