Почувствовав, что ударился в банальности, Ваун остановился.
Приор вздохнул.
— Слишком много людей. Сверх всякой меры. Знаешь, какую численность населения планета такого размера могла бы выдерживать бесконечно?
— Нет.
— Я тоже. Но Братство ограничилось бы парой сотен тысяч. Сотрудничество, а не конкуренция… Мы, знаешь ли, на размножении не помешаны.
— То есть вы намереваетесь спасти планету от ее обитателей, так? Кто же скажет вам за это спасибо?
— Так или иначе, они все скоро вымрут и свою планету с собой заберут. Если ты пока еще не видишь, как ты мог бы помочь нам, подумай о своих обязательствах перед биосферой.
Приор устало закрывает глаза, и тут входит пара врачей и разговор обрывается. Он, несомненно, записан.
Ваун пробирается к другому креслу и садится. Тонкая ткань халата не может защитить его от холодной поверхности, и он вздрагивает. Рэндом бы покрылся пупырышками, но на коже Вауна нет рудиментарных волосяных мешочков.
Прибывают еще два санитара и начинают возиться с аппаратурой вокруг него, переговариваясь, а на него не обращая внимания, обращаясь с ним так, как будто Ваун не более чем один из пунктов таможенной декларации. Они подсоединяют что-то к кнопкам на его черепе. Он слышит, как кто-то говорит с Приором.
— Мы собираемся начать с левого полушария. Так что если ты хочешь еще что-нибудь сказать, лучше сделать это сейчас.
Приор молчит.
Терзаемый чудищами, преследуемый страхом, Сновидец сражается безнадежно, в вихрях ужаса — и нет ему спасения.
Гиппокамп — …теперь они взялись за гиппокамп. Сегодня его привезли на каталке.
Сегодня меня привезли на каталке.
Два красных солнца, а деревья — это липы, под пурпурными небесами. Я Голубой. Я — Желтый. Я — Красный. Я — все цвета, и со мной мои братья. Мы смеемся, бегаем и играем. Я любим. Я люблю. Я среди своих братьев.
Меня возят на каталке. Наручники уже не нужны; слишком сильно повреждена кора двигательных нервов. Бедняга Ваун кричал на них. Его не предупредили.
Обычное дело. Он и впрямь не знал, чего ждать. Но он все-таки следит за своей речью. Это выражение на его лице…
Кто я?
Сегодня они собираются внедриться в мозжечковую миндалину, обработать очередной кусок гиппокампа и ядро переднего головного мозга. И таким образом разделаться с подонком.
Боли нет, это же просто студень.
Коричневый — взрослый. Он говорит об особях женского пола, что есть в дикой расе. Я их видел на Монаде, конечно, но не знал об их специфических органах. Это будет иметь большое значение при выполнении задания. Выполнять миccию на Ульте отправится только один из нас — Коричневый, Розовый или я. Мы столько времени провели вместе, что я научился их различать, но никогда не допущу бестактности и не скажу им об этом. Вчера мы были Зеленым, Лиловым и Белым, а учитель был Черным, но это был тот же самый, я уверен.
От него уже не много осталось. Ни кусочка мозга в его голове, так сказала одна из лабораторных карлиц. И засмеялась. Захотелось ее убить, медленно задушить, но я тоже засмеялся, потому что Рокер мне не доверяет, обстреливает вопросами. Даже Мэви порой спрашивает меня, кто я.
Эта часть была очень нехороша. Я пытался воткнуть палку в глаз своего брата. Мне приходилось весь вечер ходить без трусов, все увидели номер на моей заднице и узнали, что в этой части может быть некоторая конструктивная неполадка.
Нам придется поспешить. Q-корабль будет на парковочной орбите через три недели. От Приора уже почти ничего не осталось. И слава Богу! Я теперь могу говорить на межгалактическом с произношением члена авалонского генерального штаба, трепаться на его родном языке, как он там называется… андилианский?
Какие-то воспоминания уже стираются…
Север улья на Монаде, около часа лета с Зиндира…
Если я могу выиграть этот бой… но, по-моему, это тот же, что двинул мне вчера… только догадка, конечно, но если это он, то он немного бережет свою левую… и не знает, что в прошлом году я был чемпионом…
— Ваун! Ваун! Это страшный сон, Ваун! Проснись, Ваун! Это Мэви, любимый.
Проснись, Ваун! Все позади, Ваун! Приор мертв, Ваун! Все позади, Ваун!
Теплые руки обнимают его… он тыкается лицом в ее груди…
— Нет имени! — всхлипывает он. — Я был счастлив, но у меня не было имени.
Как я мог быть счастлив без имени?
Как отличить одного пипода от другого? Спасибо все-таки ветру — он оправдывал дрожь. Куилд, похоже, вообще не ощущал холода, но он-то был в два раза толще Вауна и таким волосатым. И что еще более важно, профессор не был перепуган до чертиков.
— Это достаточно близко для тебя, — вдруг сказал он.
Спору нет. Каждый шаг давался Вауну диким напряжением воли. Ближайший пипод маячил прямо перед ним, казалось, что до него уже можно дотянуться, но это воображение сокращало дистанцию. Несмотря на шум прибоя, он слышал недовольный хруст и скрип своих подошв по гальке. Со стороны моря доносился жалобный визг.
Колено все еще болело, кровоподтеки на лице пульсировали. Ничего, скоро все пройдет.
Куилд сделал еще дюжину шагов, остановился и стал смотреть. Пипод-мамаша корчился и дрожал как бы в предсмертных судорогах. Ваун выпрямился, поежился на ветру и тоже стал наблюдать. Это был крупный экземпляр, вполне зрелый, выше Вауна, а это означало обширное личное пространство. Ваун никак не мог понять, каким образом пиподы передвигаются, катятся они или ходят. Антенны, конечности, ядовитые иглы, казалось, будто все шевелится одновременно — когда зверь набирал скорость, все сливалось в единое пятно. Стебельчатые глаза и мандибулы… казалось, что все — само по себе. У пипода нет центра. Обычное оружие против них бесполезно, а у него, Вауна, кроме ногтей, не было вообще никакого.
Безоружный, безногий, бестелесый, раздетый, голозадый. Кранц! Холодно.
Вершина Бэндора поблескивала в свете звезд; в лесу, там, где была стоянка, мигали огоньки. Один раз над головой прожужжал торч, это тупицы Рокера привезли очередных нежеланных гостей — кого-то, кто присутствовал прошлой ночью в Аркадии. Сейчас их здесь должны быть сотни, и нет сомнений, что большинство довольно возможностью ненадолго посетить знаменитый Вэлхэл. Прибыла ли уже сама предательница?
Вауну хотелось застучать зубами, но кто знает, как отнесется к этому звуку пипод? Примерно в сотне метров позади за ними следил Рокер с шайкой льстецов, лица которых неразличимы в тусклом свете. По краю леса изгородью стояла шеренга вооруженных охранников. Интересно, какое им выдано оружие, этим восьмерым, когда пиподов в одной только этой роще в три раза больше. Их шансы Вауна не воодушевляли, но он не стал бы смеяться.
— Адмирал Ваун? — зазвучал в его ухе женский голос.
