Город жил вечерне, устало, спокойно. Молодежь в скверах оттягивалась пивом. Сомлевшие уличные продавцы обмахивались газетками. Молодые мамы вели из садиков малышей, пузатых и задумчивых, как аквариумные рыбки. И никто даже не подозревал, мешок с какими несчастьями неожиданно развязался над головой Эдуарда Ивановича…
…После памятной беседы в кабинете Коробейника и не менее памятных событий в горпрокуратуре прошли ровно сутки. Масса самых разнообразных вещей вместилась в этот промежуток времени.
К неудовольствию Эдика, негодяя Сазонова пока что не закрыли. Улики, подтверждающие факт преступного самозванства, в счет не шли. Правда, в руках Голенкова оказалась-таки одна любопытная улика – тот самый кошелек, который Жулик случайно обронил на парадной лестнице горпрокуратуры. Исследовав портмоне, Эдуард Иванович обнаружил там восемьсот семьдесят рублей, пятьдесят евро и двадцать долларов. Но самой ценной находкой стала фотография, спрятанная в прозрачном кормашке: седая старушка с черным котом на руках и ее преступный сын. Поразмыслив, Голенков решил не показывать улику бывшим коллегам. Нечаянную находку следовало как-то использовать против Жулика… Правда, как именно это сделать, бывший оперативник еще не придумал.
Вопреки подозрениям Эдика, Коробейник все-таки не кинул его. То ли новый начальник ГУВД действительно хотел как-то использовать бывшего друга, то ли выстраивал очередную хитроумную комбинацию… Уже к вечеру, когда стало понятно, что профессиональный аферист вновь ускользнул из цепких лап правосудия, Юрий Васильевич наконец вспомнил о своем обещании оформить Наташину «отказуху». Дежурный следователь прокуратуры безо всяких проволочек зафиксировал необходимое заявление. Так что обвинение в «покушении на убийство» снималось автоматически. Оставалось надеяться, что обвинение в убийстве братьев Ван Хюэ тоже будет снято.
Правда, в обмен на прекращение уголовного преследования пришлось отвести Коробейника в подпольный монетный двор…
Как и когда-то сам Эдик, Юрий Васильевич долго не мог поверить в реальность увиденного. Осматривая оборудование для выплавки золота и штамповки из него империалов 1915 года, он ласково матерился, похлопывал себя по жирным ляжкам, то и дело повторяя: «Ну, вьетнамцы, ну, засранцы!..» Сокровища, хранящиеся в блиндированном сейфе с круглым штурвалом, и вовсе повергли товарища полковника в состояние эйфории. Ментовские глаза алчно заблестели в люминесцентном свете подвала. Коробейник долго рассматривал червонцы под лупой, царапал ими пробирный камень и, убедившись, что империалы действительно золотые, восхищенно цокал языком.
Даже верхний стеллаж, утрамбованный пачками долларов и евро, впечатлил его меньше, чем манящий блеск золота.
Бегло прикинув суммарную стоимость содержимого сейфа, Юрий Васильевич окончательно впал в прострацию.
«Смотри, Эдичка, – с назидательной покровительственностью бросил он, закрывая решетчатую дверь. – Замок я тут вешаю свой, дверь опечатываю. Не дай бог, хоть один доллар, хоть один грамм золота пропадут… Ты у меня на самую жуткую зону отправишься!.. А если сработаемся – попытаемся сами такие же червонцы штамповать. Будешь моим младшим компаньоном. Ты мне потом этого мужика с радиозавода… Бекетова или как его там, покажешь…»
Ментовская жадность удивила даже видавшего виды Эдика. Несметных сокровищ, обнаруженных в подвале «Золотого дракона», было для Коробейника недостаточно. Но ведь сколько жабу ни корми – а все равно задушит…
Как бы то ни было, бывший сослуживец предлагал хоть худой, но мир. А вот Наташа окончательно встала на тропу войны. Вчера, незадолго до полуночи, она высосала все запасы «Реми Мартена» и сразу же закатила мужу образцово-показательный скандал. После чего демонстративно позвонила своему Юрочке – мол, давай где-нибудь посидим, я ведь теперь женщина свободная, независимая… Голенкову оставалось лишь скрежетать зубами – «отказуха», написанная женой в прокуратуру, стоила и не такого унижения.
Глядя из кухонного окна, как Наташа на глазах у всего дома усаживается в знакомый «Линкольн Навигатор», Эдик ненавидяще бормотал: «Все бы на свете отдал, чтобы от них, сволочей, избавиться!»
Мысли о киллере уже несколько раз посещали Голенкова. Наемный убийца враз бы решил все проблемы. Но и риск запалиться был слишком велик…
В середине девяностых на городском рынке подвизался здоровый жирный ингуш, торговавший арбузами. К месту работы работник прилавка приезжал на роскошном джипе «Лендровер». Лишь посвященные знали, что арбузоторговлей он занимается для отвода глаз. На самом-то деле ингуш представлял интересы своей этнической преступной группировки. Достаточно было подойти к пирамиде полосатых, как каторжники, арбузов и, сказав условную фразу, попросить об аудиенции. Аудиенция обычно проходила в салоне «Лендровера», на хоздворе рынка. Поинтересовавшись у визитера, «какой нэхорошы чэловэк тэбэ, дорогой, жыт мэшает?», ингуш прикидывал удельный вес такого человека, выяснял его анкетные данные и назначал цену за его ликвидацию. Торг уместен не был. Если расценки устраивали заказчика, подрядчик доставал разлинованный блокнот и с бухгалтерской тщательностью вписывал туда личные данные клиента. Страницы блокнота были сплошь испещрены фамилиями – напротив большей их части стояло слово «ужэ».
Бизнес лжеторговца процветал всего год, пока кто-то не задушил его резиновым уплотнителем от лобового стекла «Лендровера». На теле нашли традиционные следы паяльника, а во рту – арбузную корку. Весь город был уверен, что смерть ингуша – дело рук Дяди Вани… Но дело сразу замяли: ведь в руки «смотрящего» наверняка попал блокнот с фамилиями многих высокопоставленных заказчиков.
Эдик понимал: созрей он на убийство Наташи и Коробейника – действовать следует в одиночку. Но только так, чтобы самому оставаться вне подозрений, а еще лучше – перевести стрелки на кого-то другого.
На Жулика, например, – пока тот еще на свободе…
Впрочем, Голенкову пока было не до ликвидации врагов.
Таня не ночевала дома, и это беспокоило больше всего. Звонок Мандавошке не внес никакой ясности: с ее слов, «подруга и домработница» пошла в детский садик, однако до садика почему-то не дошла и ребенка не забрала. Это удивляло и настораживало – ведь Таня всегда отличалась пунктуальностью и исполнительностью. Оставалось надеяться, что она таки выполнила свое обещание «уйти из дому» и теперь зависает у какой-то неизвестной подруги…
…Уже на подъезде к дому в кармане Голенкова зазуммерил мобильник.
– Да, – сухо сказал Эдик.
– Слышь, мусорила, а дочь твоя где… знаешь? – донеслось из трубки без «здрасьте».
– Что??? – не поверил услышанному отец.
– А то… Слушай и вникай в тему. Она у нас типа в заложницах. Искать ее не надо – себе и ей хуже сделаешь, – со зловещим придыханием предупредил звонивший и, сделав многозначительную паузу, продолжил: – Но мы можем договориться, если только без ментов…
Пространство поплыло волнами, как мираж, и зазвенело тонкими хрустальными бубенцами. В какой-то момент Голенкову показалось, что перед ним словно разверзлась пропасть.
