Он решил написать в министерство, в администрацию Президента и Полу Девидсону – своему давнему другу, тоже врачу. Тот занимал какой-то пост в одной из комиссий ООН, и он уж разберется, как поступить с этой информацией, а возможно, даже что-то посоветует, вдруг ему известно о схожих инцидентах?
Во всяком случае, на Пола Виктор Павлович возлагал гораздо большие надежды, нежели на родное министерство и администрацию Президента иже с ним. В административных органах Виктор Павлович в последние годы совершенно разуверился.
Когда Володя закончил сканировать документы, письма уже были готовы, Виктор Павлович еще раз проверил текст письма в Сиэтл: в английском он был не особенно силен, а русского Пол не знал, вернее, почти не знал. При встречах они общались на дикой англо-русско-латинской смеси и прекрасно понимали друг друга.
Наконец все было готово, и Виктор нажал на клавишу почтовой программы «Отправить». Скорость, правда, оставляла желать много-много лучшего, и они за это время успели выпить еще по рюмочке, затем Виктор Павлович собрал документы и, поблагодарив друга, отправился в свое инфекционное отделение бессильно наблюдать, как один за другим умирают его больные.
* * *
В инфекционном отделении не осталось ни одной свободной койки, были заняты даже все дополнительные. Больные лежали везде: в коридоре, подсобку приспособили под палату, заняли еще два служебных помещения, и все равно мест не хватало. Больные прибывали быстрее, чем умирали. Вдовин понимал, что положение катастрофическое, но реакции на его письма не было, ответил только Девидсон, выяснял подробности, просил результаты анализов. Вдовину было стыдно признаться американскому коллеге, но даже этих элементарных анализов они сделать не могли по известным причинам – отсутствие оборудования. После долгой ругани и взаимных угроз главврач все же согласился выделить часть первого этажа поликлиники, имевшую отдельный вход, под временное размещение инфекционных больных.
Местные власти наконец-то зашевелились, но только после того, как в больницу попал сын одного из высокопоставленных городских чиновников. На властей предержащих вдруг нашло прозрение, они поняли, что живут на той же земле, что и простые смертные. А загадочная и зловещая болезнь в чинах и партийной принадлежности не разбирается. В местном бюджете неожиданно нашлись деньги, небольшие, правда, но все же, на медикаменты и кое-какое оборудование. Но все это положение не спасало и даже не улучшало. Вдовина по-прежнему не слышали, карантин в городе так и не был объявлен, самолеты продолжали взлетать и садиться, суда – приходить и уходить из порта.
Все изменилось однажды поздно вечером, когда уставший, невыспавшийся Вдовин вместе со своим коллегой Николаем Николаевичем Осеткиным сидели в кабинете и в ожидании закипающего чайника принимали свои законные «пятьдесят» – без этого допинга они бы давно свалились с ног. Николай Николаевич был прекрасным врачом, якутом по национальности и добрейшей души человеком, для врача, как считал Вдовин, излишне чувствительным.
– Знаешь, Витя, не дает мне покоя, однако, одна особенность этой болезни, – тихо проговорил Николай, когда дожевал бутерброд.
Он всегда говорил тихо и медленно, как бы с трудом подбирая слова, за многие годы совместной работы Виктор Павлович не помнил случая, чтобы Николай Николаевич кричал на кого-нибудь; сам-то Виктор, что говорить, частенько грешил этим.
– О чем это ты?
– А о том, Витя, что среди больных только русские.
– Ты, наверное, хотел сказать – белые, европеоиды, – уточнил Виктор Павлович.
– Ну, да, именно это я и хотел сказать.
– Я тоже обратил на это внимание, но, возможно, это просто случайность.
– Э-э-э, Витя, ты сам ведь в это не веришь. Слишком большая выборка, как сказал бы специалист по статистике, – усмехнулся Николай, глядя на коллегу своими узкими умными глазами.
– Ну и?
– Не знаю. Только если это так, то возбудитель каким-то образом отличает расу одну от другой. На мой взгляд, это фантастика.
– Ну, почему? Ведь у каждой расы наверняка есть свои генетические особенности и если…
Разговор их прервал громкий стук в дверь, не успел никто из врачей сказать «да», как дверь распахнулась, и высокий человек в темном костюме, из-за спины которого торчала голова насмерть перепуганного главврача, произнес низким голосом:
– Могу я поговорить с доктором Вдовиным?
– Говорите, – повернулся к нему Виктор Павлович, не вставая – напористость вошедшего не понравилась врачу. – Только хорошо бы халат надеть, все-таки больница, к тому же инфекционное отделение. Не боитесь?
– Нет, Виктор Павлович, не боюсь, – с полуулыбкой ответил высокий. – Извините за бесцеремонность, но на реверансы времени нет. Нам необходимо переговорить. Где мы можем это сделать?
– Насколько я понял, вы уже это делаете, хотя даже не представились, – недовольным тоном ответил Вдовин, не обращая внимания на отчаянные, предостерегающие жесты Петрушевского.
– Извините, еще раз, – пробасил высокий и протянул доктору удостоверение.
– Ну, вот, а говорите, нет времени на реверансы, Константин Геннадьевич, – сказал Виктор Павлович, когда изучил удостоверение.
Вдовин вел себя смело и независимо, но когда он прочитал название организации, к которой принадлежал нежданный гость, по спине у него все же пробежал холодок.
«Нормальная нервная реакция человека, большую часть жизни прожившего в Советском Союзе», – горько усмехнулся про себя Виктор Павлович.
– И что же вы от меня хотите? Арестовать? – глядя в упор на представителя спецслужб, произнес Вдовин.
– Виктор Павлович, я прекрасно понимаю, что вы устали и от работы, и от битья головой об стену, – гость сделал движение головой назад, указывая на Петрушевского, как на представителя могучего и непробиваемого клана славной российской бюрократии, – но не стоит становиться в позу обиженного. Я – врач и приехал, чтобы разобраться в создавшейся проблеме. И если мы не найдем общего языка, то это вряд ли поможет делу, то есть вашим больным.
– Хорошо, хорошо. Я действительно очень устал, раздражен и поэтому… – уже мягче произнес Вдовин, ему понравился жест Константина Геннадьевича, которым он как бы оценил работу местного руководства, и это растопило лед, хотя врач был все еще настороже. – Прошу вас, садитесь.
– Чай? Кофе? Спирт? – предложил Вдовин, когда гость присел к столу. – Или на службе вы…
– Хотелось бы, конечно, спирта, но давайте начнем с кофе, пожалуй, – улыбнулся Константин Геннадьевич, улыбка у него оказалась широкой, доброй, располагающей.
Когда налили кофе, Константин Геннадьевич попросил Вдовина рассказать все, что ему известно о заболевании, когда были зафиксированы первые случаи, каковы симптомы, течение болезни, в общем, все, включая впечатления.
Вдовин начал свой рассказ. Гость слушал внимательно, переспрашивал, вникал в детали. Виктор Павлович за время разговора, а продолжался он не менее часа, уяснил для себя, что Константин, к концу разговора они уже были на «ты», действительно врач и, наверное, неплохой. И слушать он умел, а теперь это большая редкость.
