– Э, э! – возмущенно протянул Матвеев. – А делиться со старшими тебя не учили?
– Заработай сначала, «старший»! – уже весело огрызнулся тот. – Что стоишь, иди бери тачку и пару ребят, поедешь на место преступления.
– Да одного водилы хватит – делиться меньше!
– Блин, ну ты и жлоб, Геныч! Водилу и еще кого-нибудь возьми, только понадежней, чтоб не сдали.
– Есть, товарищ капитан, – Матвеев изобразил подобие прикладывания руки к виску и шмыгнул из комнаты.
– А с вами, господин Согава, мы сейчас подпишем протокол, где будет сказано, что вы добровольно рассказали о доме, где производили развратные действия, и о кассетах. Идет?
Накамура поерзал на жесткой скамейке.
– Господин офицер, мне нужно позвонить одну минуту, – сообщил он. – Никто не узнает!
Радостно корябавший чернилами по бумаге капитан прервал свое занятие и нахмурил брови:
– Не положено!
Японец улыбнулся:
– Я немножко знаю права. А когда господин офицер хорошо почитает мой паспорт, найдет под обложкой еще две сотни… Вы не бойтесь, звонить адвокат не буду. Спрошу, как доехала мама, и все!
Пока капитан сомневался, его рука сама собой влезла в ящик стола за документом «педофила». Другой рукой он подвинул к Накамуре телефон:
– На! Только одну минуту! Время пошло!
Японец проворно кинулся к аппарату. Несмотря на скованные наручниками руки, он без труда набрал номер и стал слушать гудки.
– Airport? Can I ask… – начал было он, но капитан рявкнул: «По-русски говори!», и ему пришлось подчиниться. – Скажите, скоро рейс до Каракаса, Венесуэла?.. Да… Да… Когда? Да, спасибо!
Воспользовавшись тем, что мент занят пересчетом денег и укладыванием их в свой карман, он ловко набрал еще один номер и спокойно начал лепетать на японском. Капитан возмущенно протянул руку, намереваясь нажать на рычажок телефона, но Накамура сделал умоляющие глаза и прижал трубку к груди:
– Это мама! Пожалуйста! Она совершенно не знает русского! Всего одну минуту! – и снова затараторил по-своему.
Капитан несколько секунд поколебался, а потом все-таки положил лапу на телефон, прервав связь:
– Кончилась твоя минута!
– Спасибо огромное! – довольный японец слегка поклонился и отошел на свое прежнее место. – Вы очень добрый офицер!
В комнату ворвался Матвей в криво надетой фуражке. Похоже, по пути он успел еще приложиться к бутылке, так как запах перегара сделался явственнее.
– Ну че, японский городовой! – с порога заорал он. – Поехали кататься! Эх, с ветерком, туда – обратно!
Из-за его тощей спины вышел хмурый сержант огромного роста, с лицом, побитым «оспинами», и пустыми равнодушными глазами. Длинные руки со здоровенными кулаками доставали ему чуть ли не до колен. Подойдя к Накамуре, он пихнул его ногу стоптанным ботинком:
– Встать, задница узкоглазая! – просипел он. – На выход.
– Э! Сержант Забрыдайло! Повежливей там! – забеспокоился капитан. – Я серьезно говорю, мне за этого иностранца майор голову снимет! А ну-ка стой, погоди выводить, расписаться надо!
Подсунув агенту Корпорации протокол и ручку, он с интересом обнаружил, что тот отточенными штрихами набросал вместо подписи симпатичный иероглиф.
– Это что за фигня? – Короткий палец дежурного с обгрызенным ногтем ткнулся чуть ниже замысловатой каракульки.
– Это моя подпись, – с достоинством изрек Накамура. – Я – японец!
– А-а! – протянул мент, почесав затылок. Потом махнул рукой сержанту: – Давай, Забрыдайло, выводи. А ты, Геныч, смотри, без рукоприкладства, понял? А то я тебя самого вот этими руками!
Во дворе отдела, куда вышли два мента и японец, толпились мужики в милицейской форме. Слух о пойманном педофиле разлетелся быстро, поэтому все с интересом оборачивались, разглядывая мерзавца, который, по слухам, растлил чуть ли не пол-Москвы. Кто-то пошутил:
– Сержант, ты поосторожней. Педофил все же, вдруг приставать начнет.
Забрыдайло плюнул на асфальт и сипло позвал Матвеева:
– Лейтенант, мне к этой мрази приковываться браслетами не по кайфу!
– Мать твою… – ругнулся тот, споткнувшись на ровном месте. Хмель разбирал его все сильнее. – Куда он денется! Будет дергаться – мы его из пистолетика ба-бах! И «Лексус» его, который Петька притащит, сожжем на хрен!
– Не надо жечь машину! Я не буду бегать! Машина хорошая, жалко! – подал голос конвоируемый и тут же получил чувствительный тычок дубинкой между лопаток от Забрыдайло.
Водитель милицейского «уазика» курил возле своего железного коня. Завидев идущих, он щелчком отбросил сигарету в сторону урны, промахнувшись на полметра. Похлопав себя по отвисшему брюшку, он запел себе под нос всем известную песенку про черного ворона.
– Хорош голосить, Шура, – поморщился лейтенант. – Поехали уже!
Ефрейтор Воробьев послушно юркнул на водительское место, и тут же взревел двигатель. Обычно он не проявлял такого рвения к службе, слыл человеком ленивым и крайне вредным. Но это был другой случай – Матвеев пообещал бакшиш, поэтому он готов был ехать куда угодно и когда угодно. Едва дождавшись, пока лейтенант заберется на переднее сиденье, а сержант и японец залезут в салон, «УАЗ» рванул с места и запрыгал по раздолбанному асфальту.
Еще по дороге в отдел, сидя между двумя плечистыми ребятами в зеленой «Ниве» и прикидываясь бессознательным, Накамура заприметил недалеко от города дачный поселок со скромными домиками, один из которых стоял на отшибе, в реденьком лесу. Туда-то японец и стал направлять водителя, который крутил баранку, не обращая внимания на ямы и кочки, отчего машину нещадно бросало из стороны в сторону. Подобные гонки сделали свое дело. Сразу по выезде из города лейтенант с серо-зеленым лицом приказал тормознуть у обочины. Вывалившись из кабины, он принялся оглашать окрестности неприятными звуками выворачиваемого желудка и отборным матом, после чего, немного отдышавшись, пообещал пристрелить Воробьева, если тот не научится нормально водить машину.
Вскоре показался знакомый лесок, за которым скрывались дачные постройки. Нарочно проморгав нужный поворот, Накамура предложил сократить дорогу, поехав прямо через рощицу, мол, он так часто делал, когда имел внедорожник. Водитель, которому было лень возвращаться, радостно согласился и с песней «Мы красные кавалеристы…» погнал милицейский «уазик» по кочкам.
Японец сжался в комок, краем глаза наблюдая за верзилой-сержантом, который был вынужден отпустить дубинку и обеими руками вцепиться в поручень, дабы не расколоть лоб о железные дуги на потолке кабины. Сложив скованные наручниками руки в один мощный кулак, Накамура вонзил его в печень детине, с удовлетворением почувствовав, как с хрустом проломились и вогнулись внутрь ребра. Забрыдайло выпучил глаза и с хекающим звуком завалился назад. Но еще за миг до этого японец, подняв правую ногу над сиденьем, врезал каблуком туфли лейтенанту по затылку. Фуражка отлетела в сторону, голова мента мотнулась вперед, крепко приложившись к лобовому стеклу и оставив на нем кровавые следы.
