Определившись с номером и приняв по очереди душ, спутники отправились в гостиничное кафе, обслуживал их все тот же армянин, видимо, он занимал все возможные должности в этой небольшой гостинице.
Полосатый тент, натянутый над плетеными столиками, шелестел, словно парус под легким бризом. Между рядами пирамидальных тополей бродил слабый ночной ветерок. Деревья отбрасывали на дорогу равномерные тени, и тени эти, продырявленные электрическим светом, шевелились на асфальте, словно живые.
Белкина попробовала вина и нашла его неплохим. Спиртное быстро расслабило, и телеведущая наконец задала вопрос, вертевшийся на языке всю дорогу:
– Может, ты мне хоть теперь расскажешь, что все это значит? Я кто – спасенная, заложница?.. Арестованная?
– Можешь считать себя тем, кем тебе нравится самой, – парировал Бондарев невозмутимо.
– Нет, ты вообще нормальный человек?
– Тебе предъявить справку о вменяемости?
Телеведущая «Резонанса», тем не менее, продолжала сыпать вопросами. Как и любая женщина, она особо не заботилась о логических построениях.
– Зачем ты угнал катер? Ты вообще понимаешь, чем для меня, журналистки «кремлевского пула», все это может закончиться? Почему ты ничего не пьешь и не ешь? Ты что – хочешь, чтобы нас привлекли к уголовной ответственности? Интересно – а вино это из красного винограда или из черного? И вообще: кто ты такой, почему тебя вызвали в президентскую резиденцию аж из Москвы? Откуда знаю? У тебя совсем нет загара, ты приехал позже меня! Ты секретный агент? Джеймс Бонд московского разлива? Тайный советник вождя? А-а-а, понимаю – ты, наверное, «серый кардинал», к которому все наши правители обращаются в тяжелую минуту? Я угадала?
А дальше что? Что ты еще придумал? Может быть, пассажирский самолет угонишь? Или какой-нибудь крейсер?
– Что, собственно, тебе не нравится? – Клим деланно возмутился. – Море, звезды, дивные пейзажи... Наконец – вино, какого ты в Москве никогда не попробуешь... Днем устроил тебе морскую прогулку, которую ты наверняка запомнишь на всю жизнь. Впрочем, если тебе все это не нравится – могу отправить тебя в Москву. Мне и самому туда надо. Несколько пересадок – и мы будем дома. Если, конечно, мое общество тебя еще устраивает...
В гостиничный номер беглецы из Бочкарева Потока зашли за полночь. Клим, выключив свет, быстро нырнул под влажноватую простынь. А вот Белкина не спешила в свою постель. Накинув на голое тело воздушный полупрозрачный халат, она встала к окну, за которым горели фонари, и в наивыгоднейшем ракурсе продемонстрировала свою фигуру.
Клим не отреагировал никак.
Белкина расстегнула верхнюю пуговицу халата и обернулась. Бондарев равнодушно взглянул на спутницу и ничего не сказал.
– Нет, ты мне скажи честно: я тебе что – не нравлюсь? – спросила Тамара чуть обиженно.
– Нравится, не нравится – спи, моя красавица! – с фольклорными интонациями ответил мужчина.
– Ты ведь сам сказал, что я – красивая женщина! – В голосе Белкиной прозвучал вызов; несомненно, безуспешная попытка соблазнить мужчину была для нее оскорбительна, как протянутая и не принятая к пожатию рука.
– Для меня ты прежде всего журналистка, – Клим с хрустом потянулся и зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Разве журналистка не может быть женщиной?
– Все зависит от времени, места и сопутствующих условий. Еще она может быть свидетелем, заключенной, жертвой... Продолжить? Спокойной ночи. Извини, но завтра тяжелый день...
– Господи, ну до чего современные мужики измельчали! – в сердцах бросила Белкина и, взяв телефонный аппарат с удлиненным шнуром, отправилась в ванную. – То бородатые алкоголики, то грубияны невоспитанные, то педики, то политики, то... неизвестно кто!
Хлопнула дверь ванной, и до слуха Клима донеслось легкое потрескивание крутящегося диска. Судя по тому, что диск прокрутился ровно тринадцать раз, можно было догадаться: Тамара наверняка звонила в Москву.
– Если тебя интересует служба «Секс по телефону» – не трать время! Да и дороговато будет, если в Москву, – сунув ноги в тапочки, Клим накинул махровый гостиничный халат и двинулся к двери.
– Мне продюсеру надо прозвониться! – обиженно молвила телеведущая. – Я женщина деловая.
– Цени чужое время и береги чужой сон. Сколько теперь в Москве – знаешь?
– Я по делу.
– Хочешь поинтересоваться, нравишься ты ему или нет?
– Он для меня не мужчина. Продюсер... как и режиссер, не может быть мужчиной по определению.
– Хорошая фраза... Советую использовать в какой-нибудь передаче об отечественном кинематографе. Не терзай телефон. Тут международная связь отсутствует. Я справился у портье.
– Попытка – не пытка! – треск наборного диска подтвердил, что Тамара намерена прозвониться в Москву во что бы то ни стало.
Уже открыв дверь в ванную комнату, Бондарев сообщил:
– Кстати, завтра бужу ровно в десять утра. На сборы, завтрак и все остальное – полтора часа. Оправдания вроде «я не выспалась» и «со вчерашнего ноги болят» приниматься не будут...
* * *
Клим и Тамара покинули номер незадолго до полудня. Завтрак в гостиничном кафе был скромен: овощи, сыр, кофе.
Хозяин гостиницы, бывший тут одновременно портье, барменом и официантом, раскалил в горячем песке жезвей. Когда коричневая пена полезла вверх, армянин подхватил чашки и щеголевато разлил лаковую струю по чашечкам.
– Слушай, Бондарев, а ты, часом, не мизантроп? – осведомилась посвежевшая Белкина, глядя, как спутник любовно пьет кофе.
– С чего ты взяла? Хорошо что не добавила «по отношению к женщинам». Я бы мог и обидеться на плохое слово.
Тамара обиженно смигнула крашеными веками.
– Нет, с ориентацией у тебя все нормально. Это я, как нормальная женщина, нутром чую. Но мне кажется, ты никого не любишь «по жизни».
– «Никого» – это вас... журналистов? – уточнил Клим.
– В том числе.
– А за что, собственно, вас любить? За то, что исполняете исключительно ту музыку, которую требуют от вас заказчики? Или за то, что с воодушевлением копаетесь в грязном белье людей, которых никогда в жизни не видели? Поменяй вам сегодня заказчиков – и завтра же вы с восторгом будете копаться в грязном белье прежних хозяев, чего никогда не позволите себе теперь... А может быть, за то, что более десяти лет лепите национальных героев из ворюг и уродов, которым место на бутырских нарах?
Белкина показательно оскорбилась:
– Ты об Аркадии Холезине? Я не исполняю его заказов!
– Не надо переходить на личности. Я, так сказать, вообще – о первой древнейшей профессии...
– Бывают и честные журналисты! – не сдавалась телеведущая.
