— Видишь, голуби, — старик показывал на клетку с птицами маленькому внуку, — а ты мне не верил, что голубей есть можно. Вот ему на ужин и зажарят.
Малыш с сомнением косился на воркующих голубей и меланхолично жевал резинку, президента он не узнавал. Тем временем охрана с улыбками на лицах теснила к зданию станции трех железнодорожных рабочих в грязных комбинезонах, те никак не хотели расстаться с длинющими стальными ломами и тяжеленным гаечным ключом.
— Мужики, — негодовал бригадир-железнодорожник, — посмотреть дайте.
— Пройдемте, — звучало в ответ неизменное, — не задерживайтесь.
Лишь только все исчезли за углом, бригадир тут же получил по почкам. Улыбки с лиц охранников как ветром сдуло.
— Ой, больно!
— Ты, мудак, — бесстрастно отчеканил казенного вида мужчина в добротном костюме, — если не понял, повторю.
— Не надо…
Глава государства чувствовал себя крайне неуютно. Эта встреча никак не походила на предыдущие: подготовленные, утвержденные и исполненные, как в богатом театре, с солистами и массовкой. Хотя и было приятно сознавать, что тебя искренне любят.
— Толкать речей не стоит, — шептал Бондарев, — ввяжешься в ненужную дискуссию, благословлять тем более не надо. Мы не в храме, а ты не священник. Просто улыбайся и дай понять, что ты тоже их искренне любишь.
— Думаешь, этого достаточно?
— Более чем.
Из вагона выбежал офицер связи:
— Товарищ президент! — на выдохе произнес он. — Съемочная группа будет доставлена вертолетом в Ельск, где и присоединится к нам. Принято решение снять для телевидения движение вашего поезда с воздуха.
— Кем принято? — холодно поинтересовался глава государства.
Добавлять, что решение вправе принимать только он сам, не пришлось, и так стало понятно — по взгляду.
— Разрешите готовиться к отправлению?
— Погоди, — вмешался Клим, — это мне решать.
Офицер щелкнул челюстью, каблуками, козырнул и отошел в сторону.
— Какого черта? — продолжая махать ладонью и отечески улыбаться, проговорил президент. — Меня скоро стошнит, да и охрана нервничает. Поехали. Из-за меня и так все движение остановлено. Представляешь, как кроют власть те, кто сидит по тупикам в опаздывающих пассажирских поездах. Хорошо еще, если проводники душевные и не догадались закрыть на ключ туалеты.
— Хоть в чем-то ты реальную жизнь помнишь, — тронул друга за плечо Бондарев. — В другом же непозволительно оторвался от народа.
— Это в чем? — прозвучало недоуменное.
— Есть вещи, которые проще и надежнее сделать самому, чем поручать их сделать другим.
С этими словами Клим легко соскочил с высокой платформы на рельсы, перешел пути и вспрыгнул на перрон у здания станции. Двое охранников тут же возникли перед ним. Бондарев неприметно саданул одному из них локтем в бок, второго толкнул плечом. Со стороны могло показаться, что мужчины просто не сумели ловко разойтись. На самом же деле охраннику хотелось взвыть и согнуться, а его товарищ еле удержался на ногах. Клим тем временем уже подошел к крашеной брюнетке, стоявшей у мотоцикла. Девушка играла серебристым мобильником, свисавшим на цепочке с длинной шеи, и чувственно вдавливала трубку в мягкую грудь, щурясь на пассажира, только что прохаживавшегося вместе с президентом.
— Красотка, — Клим ощутил за своей спиной дыхание сразу трех охранников, — дай мобильника позвонить. У моего аккумулятор сдох.
Конечно, Бондарев мог позвонить и со своего, но каждый разговор с него наверняка записывался. Дыхание охранников участилось. Бойфренд крашеной брюнетки удивленно посмотрел на Бондарева, затем перевел взгляд на вагон, ощетинившийся антеннами спецсвязи. Они располагались гуще, чем на международной космической станции.
Девушка нервно отстегнула телефон, явно подозревая, что ее разыгрывают, а потому боялась выглядеть полной дурой.
— Пожалуйста. Но тут роуминга нет — дыра страшная.
— А как с миром, студентка, на каникулах связываешься? — Клим уже держал трубку в руке.
На индикаторе и впрямь значилось мертвое отсутствие роуминга.
— Мы на колокольню забираемся. Там высоко — от Ельска берет. А если SMS-ку отправить надо, просто текст набираем и телефон вверх подбрасываем. Пока вернется — сообщение уходит.
— Ну и чудеса, — Бондарев осмотрелся. — Наверное, потом самое сложное — его словить.
— А вы кто? Я вас в телевизоре никогда не видела, — осмелела брюнетка.
— Кто я такой, тебе ребята объяснят, — и Клим легко разминулся с караулившими его охранниками.
Неподалеку чернела закопченная труба станционной котельной, возвышавшаяся над поселком метров на сорок. К трубе, растущей из огромной кучи каменного угля, были приварены скобы лестницы. Бондарев взбежал по угольной осыпи и быстро стал карабкаться на трубу.
— Чего это он? — поинтересовалась брюнетка у президентской охраны.
Но ей не ответили, крепкие парни, задрав головы, наблюдали за Климом. Даже местные жители на время забыли, ради чего собрались на станции. Все головы были повернуты не в сторону президента, а к трубе.
Бондарев, добравшись до самого верха, ухватился за рог громоотвода и глянул на индикатор мобильника. Брюнетка была права, роуминг появился — целых три черточки. Палец вдавливал клавиши федерального номера Белкиной. Аппарат отзывался на прикосновения чувственным электронным писком. В наушнике затрещало, раздались длинные гудки.
Долго не отвечали, наконец, на том конце невидимой линии прозвучал тихий и отстраненный голос телеведущей.
— Да?
— Тома?
— Клим, ты где?
— Я-то там, где и должен быть. А ты куда пропала?
— Понимаешь, так получилось… Нам надо было остаться, доснять…
По голосу чувствовалась — Белкина не знает, что говорить. А это, в общем-то, было не характерно для разбитной свободолюбивой журналистки.
— Когда вылетаете?
— Вылетаем? — растерянно переспросила Тамара, а затем торопливо добавила, будто ее кто ущипнул. — Извини, не могу говорить, у меня съемки…
— Ты мужика снимаешь или тебя кто-то уже снял? — засмеялся Бондарев.
— Извини, потом поговорим, — и Тамара отключила телефон, вместо того, чтобы сказать свое обычное в таких случаях: «Урод конченый».
Тем временем стало видно, как из-за леска на проселок вырулила представительная колонна машин: два угловатых «гелендвагена», черная «Волга» и три тентованных военных грузовика. В тонированных стеклах легковых машин грозно поблескивало заходящее солнце. Клим еще не мог рассмотреть номеров, но готов был поклясться, что при ближайшем рассмотрении на них непременно проявятся «три Ольги» — «ООО» — неизменный атрибут начальственного лубянского транспорта. А о том, что грузовики едут пустыми, и речи идти не могло. Впрочем, ничего другого Бондарев и не ожидал увидеть. Все происходило так, как должно было произойти, — неплановая остановка президентского поезда требовала дополнительной охраны.
