— У меня с собой документы, которые я должна срочно
подписать у Бориса Алексеевича.
Теперь Юлия смотрела на своего собеседника с некоторой
опаской.
— Можно я задам вам один вопрос, — неожиданно спросил
Дронго, прежде чем вы подпишите документы?
— Мне? — удивилась она, делая шаг назад.
— Без разрешения Бориса Алексеевича я не могу…
— Вы все делаете только с его разрешения? — осведомился он.
В ее глазах он уловил раздражение. Она снова закусила губу и
упрямо покачала головой.
— Я приехал сюда по его просьбе, — напомнил Дронго, и вы об
этом прекрасно знаете. У меня к вам сейчас только один вопрос. Остальные
вопросы я задам вам после того, как вы подпишите ваши документы.
Она явно колебалась. Затем, обернувшись, посмотрела на дом.
Потом перевела взгляд на Дронго.
— Какой вопрос? —спросила Юлия.
— Вы часто бывали в доме Ратушинского? Я имею в виду — до
того дня, когда у него пропали документы.
— А почему вы думаете, что я помню день, когда у него
пропали документы?
Молодая женщина была достаточно сообразительной. И в то же
время она чуть покраснела, еще раз оглянувшись на дом.
Дронго взглянул на Эдгара и усмехнулся.
— Я не пытаюсь вас поймать, Юлия, подобными вопросами. Мне
нужно знать, сколько раз вы бывали в его доме. Или это был единственный случай?
— Конечно, нет. Я часто приезжаю к нему домой, когда нужно
подписать документы, — мрачно ответила она.
— У вас еще есть вопросы? Или я могу уйти?
— Спасибо, — сказал Дронго.
Рассерженная Юлия пошла к дому.
Эдгар взглянул на часы.
— Она приехала почти сразу за ним, — сказал Вейдеманис.
— Или они не могли договориться на работе?
— Тогда выходит, что он приехал не с работы, — заметил
Дронго. Однако он очень боялся, что мы успеем рассказать о его контактах с
Лисичкиным.
— Кажется, у нас еще гости, — сказал Вейдеманис.
К дому подъехал следующий автомобиль. Это был темно-зеленый
«пежо». За рулем сидел мужчина с глубоко посаженными маленькими глазами, острым
носом и редкими каштановыми волосами. Мужчина недовольно оглянулся на стоявших
незнакомцев и вышел из салона автомобиля. Следом появилась женщина в темном
платье. Она тоже недовольно взглянула на приехавших. Сходство женщины с
хозяином дома было очевидным. У обоих были похожие, несколько вытянутые носы, мясистые
щеки и большие глаза. Это была сестра Бориса Алексеевича.
Приехавшие больше не смотрели в сторону Дронго и его
напарника, очевидно, приняв их за охранников. Евгения Ратушинская недовольно
взглянула на часы, затем на мужа.
— Зачем нужно было так гнать машину! — громко сказала она.
Мы должны были приехать к шести. Как только Борис тебе позвонит, ты сразу готов
бежать сюда, как цуцик. Пора уже стать взрослым.
— Хватит меня пилить, — огрызнулся Молоков.
— Раз он нас позвал, значит нужно приехать. Может, опять
что-нибудь случилось. Он в последнее время все время нервничает. Какой - то сам
не свой. А ты меня вечно пилишь. Ведь знаешь, какие у меня неприятности. Я все
еще надеюсь, что твой братец захочет мне помочь.
— Говори тише, нас услышат охранники, — показала жена в
сторону Дронго и Вейдеманиса.
Те действительно слышали весь разговор.
— Ну и пусть слышат! — окончательно вышел из себя Молоков.
Серый пиджак сидел на нем, как на вешалке, болтаясь, когда он размахивал
руками.
— Пусть все знают, что твой братец, имеющий столько денег,
даже пальцем не пошевелит, чтобы мне помочь.
— Ему надоело тебе помогать, — повысила голос Ратушинская.
— Посмотри на себя. Ты из мужика уже давно в кисель
превратился .
— Отцепись, — отмахнулся Молоков, вечно ты мне все портишь,
вместо того чтобы помогать.
— Не ори, идиот, — дернула его за рукав жена.
— Пойдем скорее в дом, охранники уже на нас смотрят.
Когда они скрылись в доме, Эдгар усмехнулся.
— Семейные проблемы, — сказал он. — Иногда я думаю, что нам
с тобой повезло. Хотя Джил мне всегда нравилась. Я до сих пор не понимаю,
почему ты не женишься.
— Только не говори подобного в ее присутствии, — нахмурился
Дронго.
— Но вообще-то, мне всегда бывает непонятно, как можно жить
с женщиной, оскорбляя ее или слушая оскорбления с ее стороны. Если бы женщина
сказала мне, что я превратился в кисель или бегаю, как цуцик, то через минуту
меня бы рядом с этой женщиной не было. Или я не прав?
— Тогда останешься один, — меланхолично заметил разведенный
Вейдеманис.
— Трудно бывает контролировать себя на протяжении всей
жизни. Двадцать четыре часа в сутки. Любовь быстро испаряется…
— Возможно, — согласился Дронго.
— А чувство собственного достоинства, уважение друг к другу?
Они тоже испаряются?
— Семейная жизнь — это компромисс, — улыбнулся Эдгар, когда
он невозможен, стороны расходятся.
— А я всегда не любил компромиссы. Ни в жизни, ни в своей
профессии, — возразил Дронго.
Они пошли в сторону дома. Уже подходя к дому, они услышали
громкий, резкий голос Майи Арчвадзе. На втором этаже окно было открыто, и
разговор супругов был слышен достаточно хорошо.
— Ты решил, что обязательно нужно их приглашать?
— Мне нужно знать, кто украл документы.
— Я знаю это и без приглашенного эксперта!
— Тише, — попросил Ратушинский, — окно открыто.
— Не нужно было его приглашать, — снова повторила Майя
Александровна. — И тем более не было никакой необходимости в появлении вашего
секретаря. Эта девочка бывает в нашем доме, ей не обязательно «доставать» нас и
на даче.
— Она приехала подписать документы, — возразил Борис
Алексеевич. И ей нужно поговорить с господином Дронго. Иначе не было смысла
его приглашать.
— Не было, — громко согласилась Майя Александровна, и тогда
не нужно было придумывать эту историю с подписанием документов.
Ее супруг закрыл окно.
— По-моему, в этом доме нам не очень-то рады, заметил
Дронго.
Он первым вошел в дом, за ним последовал Вейдеманис. В
гостиной на диване сидели Молоков и его супруга. Увидев входивших мужчин,
Молоков нахмурился.
