В комнату вернулся Борис Алексеевич. Он снова был не в
настроении. Усевшись во главе стола, он недовольно взглянул на гостей.
— Катя! — закричал он, обращаясь к кухарке.
— Принеси нам что-нибудь выпить. Лучше коньяк.
— У вас были ко мне вопросы? — спросил Михаил Денисенко,
обращаясь к Дронго.
— Я думаю, нам лучше поговорить наедине, — предложил Дронго.
— И мы сделаем это после ужина.
— С Инной тоже? — уточнил Денисенко.
Дронго взглянул на его жену.
— Да, — кивнул он, — и с ней тоже.
В гостиную вошла пожилая женщина. Это была кухарка. Она
несла большой поднос, на котором стояли бутылка дорогого французского коньяка и
девять пузатых бокалов. Следом за ней стремительно вошла Майя Александровна.
Взяв стул, она демонстративно села в стороне от всех, рядом с тем местом, где
только что сидела Юлия.
Борис Алексеевич поднялся и разлил коньяк по бокалам.
— Это хороший коньяк, — мрачно сказал он, отходя от стола.
Взяв свой бокал, он хотел сесть, но затем, вспомнив о
супруге, взял второй бокал и молча протянул жене. Она посмотрела на бокал,
потом на супруга, но руки не протянула. Ратушинский поставил бокал на тумбочку,
рядом с высокой вазой.
Михаил Денисенко поднялся и взял два бокала. Себе и супруге.
Подвинув к ней бокал, он поднял свой, разглядывая янтарную жидкость. Молоков
поднялся следом за ним и тоже, взяв два бокала, поставил их на маленький столик
перед диваном.
Эдгар посмотрел на Дронго. Он знал, что его друг не пьет
коньяк, даже очень дорогой. Раньше Дронго любил хорошие вина, а в последние
годы почему-то пристрастился к текиле, которую пьют с лимоном и солью. Но
говорить о своих вкусах он счел неудобным. В гостиной стояла наэлектризованная
тишина.
Дронго подумал, что они с Эдгаром допустили ошибку, сообщив
о цели своего визита. Здесь была не просто компания случайно оказавшихся вместе
людей. Здесь собрались люди, которые знали друг друга уже не первый год, и подобная
проверка, естественно, казалась им оскорбительной.
Взяв у Вейдеманиса предназначенный ему бокал, Дронго
повертел его в руках. На столе одиноко возвышался бокал, предназначенный для
Юлии. Борис Алексеевич, увидев его, повертел головой и нахмурился.
— А где Юлия? — спросил он.
В этот момент в комнату вошла его секретарша. Взглянув на
Бориса Алексеевича, она молча подошла к столу, чтобы взять бокал. Но едва она
дотронулась до него, как раздался крик и звук разбитого стекла.
— Что случилось? — встревожился Борис Алексеевич.
Поставив бокал, он поспешил на кухню. За ним потянулись
остальные мужчины. В центре кухни над разбитым большим блюдом стояла кухарка и
жалобно причитала.
Следом за мужчинами на кухне появились женщины: сначала
Евгения Алексеевна, затем Инна и, наконец, Майя Александровна. Кухарка собирала
осколки. Блюдо было из большого сервиза, и несчастная женщина боялась, что с
нее взыщут его стоимость. Но Борис Алексеевич лишь громко расхохотался. И хотя
его жена смотрела на разбитое блюдо с мрачным выражением лица, он, продолжая
смеяться, предложил гостям вернуться в гостиную.
Все потянулись обратно в комнату.
— Разбитая посуда — к счастью, — громко сказал Ратушинский,
поднимая свой бокал. — Надеюсь, больше ничего подобного не случится.
Молоков, возвращаясь к своему столику, неловко задел и
опрокинул один из бокалов, и он со звоном разлетелся на куски. Присутствующих
это развеселило, все заулыбались. Молоков обошел место, где лежали осколки, и
тоже улыбнулся.
— За наших женщин! — провозгласил Борис Алексеевич и выпил
свой бокал.
Все подняли бокалы. Выпили. И вдруг… Михаил Денисенко
пошатнулся. Все недоуменно посмотрели на него. Он вновь пошатнулся, открыл рот,
словно пытаясь что-то сказать. Попытался поставить бокал на столик, но сделал
это неловко, бокал опрокинулся на стол. Несчастный застонал и поднес руки к
горлу. Открыл рот, но слова словно застряли в горле. Денисенко сделал шаг,
второй. Все с ужасом смотрели на него, понимая, что происходит нечто ужасное.
Он медленно сполз на пол, тело его свели судороги, на губах появилась пена.
— Помогите ему! — отчаянно крикнула одна из женщин.
Дронго бросился к упавшему, но было поздно.
Михаил Денисенко был мертв. Он лежал на полу, и
растерявшиеся люди толпились вокруг него, не понимая, что им делать.
Дронго поднял голову и обвел взглядом присутствующих. Все
смотрели на него, словно ожидая объяснения происходящего. Поняв, что друг нуждается
в помощи, Эдгар быстро шагнул к упавшему и наклонился над ним. Он пощупал его
пульс, приподнял веки, после чего медленно покачал головой.
— Нет! — громко сказала Инна Денисенко.
— Этого не может быть. Нет… она замерла, словно ее
пригвоздили к месту.
— Какой ужас! — закричала Евгения Алексеевна.
Юлия вцепилась пальцами в спинку стула так, что они
побелели. Она была очень бледна. Ратушинский развел руками и растерянно
опустился на стул. Молоков посмотрел на свою супругу. В сложные моменты жизни
он привык обращаться к ней за советом. Майя Александровна, сидевшая в кресле,
смотрела на упавшего изумленными, полными ужаса глазами.
— Он умер, — сказал Дронго.
В этот момент Инна бросилась к упавшему, пытаясь его
приподнять.
— Как это — умер? — переспросил Борис Алексеевич, ничего не
понимая.
Он тяжело встал, понимая, что как хозяин дома обязан что-то
предпринять. Молоков стоял у дивана, не зная, как ему быть.
Инна не кричала, не билась в истерике. Она лишь взяла двумя
руками голову мужа и смотрела, вглядываясь в знакомые черты. Все стояли молча,
ошеломленные происшедшим.
— Но этого не может быть, — сказала Евгения Алексеевна.
В этот момент послышался звук падающего тела. Майя
Александровна, очевидно, державшаяся из последних сил, потеряла сознание и
сползла c кресла на пол.
— Она умерла! — закричал в панике Борис Алексеевич, бросаясь
к жене.
Вейдеманис находился у тела погибшего, когда Дронго вместе с
Ратушинским подошли к упавшей Майе Александровне.
— Она умерла! — повторил Ратушинский, пытаясь приподнять
голову супруги.
Дронго довольно невежливо оттолкнул его и, взяв за руку
упавшую женщину, пощупал пульс. Пульс был. Редкий, но был. Очевидно, женщина
была без сознания.
— Что с ней? — взволнованно воскликнул Борис Алексеевич,
наклонившись к супруге. — Она жива? Жива?
