— Разве можно от язвы неожиданно умереть? — возразил Дронго.
— Нельзя, — согласилась Евгения Алексеевна, — неожиданный
приступ возможен, но даже если серьезные осложнения, то и тогда так неожиданно
умереть нельзя. Я не помню, чтобы у него были серьезные приступы.
— Тогда почему он умер? — раздраженно спросил Ратушинский. —
Сидишь здесь и рассуждаешь. Может, у него приступы были по ночам и он тебе об
этом не докладывал…
— Меня спросили, и я объяснила как врач, — ответила Евгения
Алексеевна, и вообще мы сейчас с Виталием уедем. Хватит с нас приключений. Мы
уже натерпелись всякого. Теперь ты еще будешь спорить со мной о его приступах.
Были они у него или не были… Но от язвы он не мог умереть.
— Не было, — неожиданно сказала Инна, у него не было
приступов. Только иногда жаловался на боли в желудке.
— Значит, язва у него была, — удовлетворенно кивнула Евгения
Алексеевна.
— А как сердце? Он жаловался на сердце?.
— Нет. Нет, никогда… — Инна помолчала, потом с усилием
повернула голову в сторону Ратушинской: иногда он принимал валидол, но сердце у
него не болело.
— А врачи еще не приехали, — непонятно почему вставил
Молоков.
Дронго снова склонился над покойным, затем, поднявшись,
внимательно осмотрел и понюхал растекшуюся по столу жидкость.
Евгения Алексеевна неодобрительно покачала головой:
— Думаете, он умер от коньяка?
— Нет, — ответил Дронго, — его отравили. Думаю, что в его
коньяк кто-то успел положить яд.
— Вы с ума сошли! — испугалась Ратушинская.
— О чем вы говорите! Какой яд? Мы же все пили из одной
бутылки.
— Вот именно! — сразу поддержал ее муж. Отравить его не
могли. Борис Алексеевич сам открыл бутылку коньяка, и мы все выпили. Что вы
такое придумываете?
— Спокойнее, — остановил его Дронго, не нужно сразу со мной
спорить. Давайте вспомним последние несколько минут перед тем как погиб
господин Денисенко.
— Прямо сейчас? — изумился Молоков.
— Вы не очень-то тактичны, господин эксперт.
— Дронго, — представился он, — меня обычно называют Дронго.
— Господин Дронго, — возмущенно сказал Молоков, — мы ждем врачей.
Умер наш близкий знакомый, а вы хотите устроить спектакль.
Подожди, — перебил его Борис Алексеевич, нахмурившись. — Что
вы хотели сказать, господин Дронго?
Все смотрели на Дронго. Только Инна сидела к нему спиной, не
оборачиваясь, не желая видеть никого, кроме мужа.
— Ваша кухарка принесла бутылку коньяка и бокалы, — слова
Дронго прозвучали во внезапно наступившей тишине. — Чистые бокалы, — подчеркнул
он. Но когда мы услышали звук разбитой посуды, то выбежали на кухню. Однако
один из нас мог остаться в гостиной. На несколько секунд. Две-три секунды, не
больше. Этот человек мог бросить что-то в бокал с коньяком. Яд, если хотите. И
затем присоединиться к остальным. Затем мы вернулись в гостиную. И когда Михаил
Денисенко выпил этот коньяк, он погиб.
Инна, резко обернувшись, взглянула на Дронго. Она смотрела
на него молча, как будто ожидая, что он назовет имя убийцы.
Шумно вздохнул Молоков.
— Тогда выходит, что убийца — один из нас? — взволнованно
спросил он.
— Да, — согласился Дронго, убийца один из нас. И еще
маленькое добавление. Когда мы вернулись в гостиную, вы, господин Молоков,
проходя мимо стола, неловко задели один из бокалов. Он упал и разбился. Его
осколки все еще лежат на полу. Возможно, что и во втором бокале был яд. Но это
должны проверить эксперты. Хотя мне кажется абсурдной такая идея — убить сразу
несколько человек при помощи яда.
— Выходит, Мишу отравили?! — Ратушинский схватился за
голову. Потом он медленно обвел взглядом присутствующих.
— Теперь вы понимаете, почему я пригласил эксперта. Сначала
документы, а теперь… Михаил. И я хочу знать, кто это мог сделать.
— Кажется, врачи приехали, сказал Молоков, услышав звук
сирены подъезжавшей машины. Могли приехать и раньше.
Борис Алексеевич, тяжело поднявшись, направился к выходу.
Было видно, что он о чем-то размышляет. Затем он неожиданно повернулся к
Дронго:
— Пойдемте со мной.
Когда они вышли из гостиной, Ратушинский взволнованно
сказал:
— Я знаю, кто убийца.
Автомобиль «скорой помощи» затормозил рядом с машинами,
стоящими у дома. Трое врачей и охранники вместе с водителем Ратушинского
вбежали в дом. Борис Алексеевич показал им в сторону гостиной, продолжая
испытующе смотреть на Дронго. Врачи поспешили в гостиную. Около стола стоял Эдгар.
Он следил, чтобы никто не ступал на то место, где лежали осколки разбитого
бокала. Врачи бросились к умершему. Борис Алексеевич смотрел в сторону
гостиной, где суетились приехавшие люди. Казалось, он ждал вопросов Дронго.
— Кто, по-вашему, мог желать смерти Денисенко? — спросил
наконец Дронго.
— Я знаю, — тяжело дыша ответил Ратушинский.
— Вывод, по-моему, очень простой. Давайте по порядку. Начнем
с меня. Я знал, что вы приезжаете, поэтому с моей стороны было бы более чем
глупо убивать гостя. Кстати, он должен был прибыть гораздо позже. Да и зачем
мне его убивать? Майе Александровне его смерть тоже не нужна. Вы видели ее
реакцию. Моей сестре Михаил ничего плохого не сделал. Как и ее мужу. Инна тем
более не могла убить своего мужа, даже если он был никчемный. В конце концов,
можно с ним развестись. А вот моя секретарша…
— Вы подозреваете Юлию?
— Теперь уже не подозреваю. Я уверен. Мне кажется, что и
документы могла взять именно Юлия. Как я раньше не мог догадаться… Несколько
дней назад на телевидении проводили какое-то ток-шоу, из тех, какие там обычно
бывают, с глупыми вопросами и ответами. Туда Миша пригласил и Юлию. Вы же
успели поговорить с ней. Она защищает диссертацию по психологии и поэтому
считает себя ценным специалистом. А на ток-шоу случился конфуз. Она не набрала
нужных баллов и в первом туре вылетела из игры. На следующий день она была
очень расстроена, ни с кем не разговаривала. Нужно было видеть, как она
переживала. Похоже, это был сильный удар по ее амбициям.
— И из-за этого она решила убить режиссера передачи? —
скептически спросил Дронго.
— Так не бывает, Борис Алексеевич.
— Если бы это была обычная девушка, я бы согласился с вами,
— возразил Ратушинский, но нужно знать Юлию. Бездна амбиций и невероятное самомнение.
Она на работе ни с кем не общается, ни с кем не дружит. Только с руководством.
Мне кажется, что вам следует обратить внимание на мои слова. Она была очень
обижена на Денисенко, считала, что он ее подставил, представил в невыгодном
свете.
