— Какого закона? — не понял Борис Алексеевич.
— «Закон Окаямы» гласит: «Не умножайте сущее без
необходимости». То есть не нужно придумывать загадочного убийцу, который
дождался, когда на кухне разобьется блюдо, убедился, что все ушли, и бросил ад
в один из бокалов. Неизвестный не мог знать, где чей бокал. Тогда получается,
что он действовал наугад. Но я в такую историю не верю. Нет, наш случай другой.
Здесь должны быть конкретные причины, которые можно и нужно выяснить. Борис
Алексеевич молча смотрел на Дронго. Он уже не возражал, только слушал. Потом
еще раз протер очки. Может, вы и правы, недовольно сказал он. Только мне
неприятно даже думать о случившемся. Выходит, что убийца был с нами в одной
комнате.
Дронго прислушался. К дому подъехало сразу несколько
автомобилей. Видимо сюда спешили сотрудники милиции и прокуратуры.
— Сейчас поздно что-либо обсуждать, — сказал Дронго,
кажется, они приехали.
Через несколько минут число людей в доме удвоилось. Прибыли
сотрудники милиции, прокуратуры и группа экспертов. Они сразу заняли гостиную,
попросив всех перейти в столовую. С хозяином дома беседовал следователь
прокуратуры — невысокий лысоватый мужчина лет пятидесяти с усталыми
воспаленными глазами, в которых читались безразличие и усталость. Было видно,
что он очень устал и ему не хотелось ехать на этот вечерний вызов. Ему было
непонятно, кому и зачем понадобилось убивать известного телережиссера. В первую
очередь он решил допросить кухарку, очевидно, полагая, что в одном из бокалов
мог оказаться яд.
Дронго вышел на улицу вместе с Вейдеманисом.
— Неприятное продолжение нашего вечера, — сказал
немногословный Эдгар.
— Что ты об этом думаешь?
— Борис Алексеевич полагает, что убийцей мог быть
посторонний человек, пробравшийся с улицы, — ответил Дронго, глядя на
охранников, стоявших около дома.
— Серьезно? — удивился Вейдеманис.
— Он выдвигает эту версию как возможную. Но, кажется, в душе
понимает, что убийца — кто-то из тех, кто был в гостиной. Ты ничего необычного
не заметил?
— Нет. Только поведение Юлии. Она как-то странно на всех
смотрела. С какой-то торжествующей радостью.
— Ратушинский считает, что убийство — дело ее рук. Вернее,
считал так до того момента, когда мы выяснили, чей коньяк выпил погибший. Борис
Алексеевич сказал мне, что несколько дней назад Юлию пригласили на какую-то
телепередачу, где, как она считает, ее выставили в невыгодном свете. Учитывая
ее амбициозность, можно предположить, что удар по ее самолюбию оказался
болезненным.
— И поэтому она убила режиссера… — в голосе Вейдеманиса
прозвучала ирония. — Ты считаешь эту версию возможной?
— Нет, естественно. Но могли быть и другие причины. Сам же
говоришь о выражении ее лица. Кстати, почему, когда мы вышли на кухню, ты не
взял свой бокал с собой?
— Надеюсь, я не в числе подозреваемых? — улыбнулся Эдгар.
— А насчет бокала… В отличие от вас, господин аналитик, я
люблю хороший французский коньяк, поэтому выпил его и поставил на стол уже
пустой бокал. Согласись, что незачем класть яд в бокал, где ничего нет.
— Вечно вы, прибалты, отличались от всех советских людей. В
то время как все прогрессивное человечество любило «Агдам» и другие напитки
такого рода, вы ценили французский коньяк. Правильно сделали, что вас отделили
от СНГ. Вы всегда были чужеродным телом в нашем большом государстве.
Эдгар молчал. Он знал привычку Дронго мгновенно переходить
от серьезных тем к шуткам. И наоборот. Поэтому он не стал комментировать
сказанное другом.
— Ты шел следом за Молоковым, — напомнил Дронго.
— Как по-твоему, он действительно случайно задел бокал или
уронил намеренно?
— Случайно, — сразу ответил Вейдеманис.
— Но он почему-то остановился рядом именно с теми двумя
бокалами, а не обошел стол с другой стороны.
— В квартире Ратушинского кроме него было шесть человек.
Среди них мог быть и укравший документы. Сегодня они собрались в том же
составе. Если не считать кухарки, которая не выходила из кухни, и нас двоих.
Получается, что круг подозреваемых один и тот же.
— Молокова можно исключить, — напомнил Эдгар.
— Не обязательно, — возразил Дронго.
— Он может быть причастен к краже документов.
— Ведь он — единственный журналист в этой компании. И
кто-то, увидев, что мы вплотную занимаемся расследованием, решил его убрать.
Тогда получается, что вор и убийца — разные люди.
— А «закон Окаямы»? — напомнил Вейдеманис.
— Тебе не кажется, что такой вариант был бы слишком
идеальным?
— Кажется, — кивнул Дронго. И убийца должен быть
исключительно ловким человеком. В таком случае он был организатором похищенная
документов, после чего решил избавиться от свидетеля. Среди находящихся в доме
людей я не встретил человека с такими выдающимися организаторскими
способностями… Если это не сам Ратушинский, добавил Дронго после некоторого
раздумия.
-Но Денисенко выпил из бокала жены, — напомнил Вейдеманис.
— Может быть, случайно. Или она сама поменяла бокалы? Или
произошла ошибка? Может быть, хотели убить женщину, а получилось иначе?
— Кому мешала Инна Денисенко? И почему ее нужно было убить?
Слишком много вопросов, Эдгар. Я очень сожалею, что не успел поговорить с
супругами Денисенко до его гибели. Теперь жена замкнется в своем горе и ее
трудно будет разговорить.
— Господин Дронго, вас приглашает следователь, — сказал
вышедший из дома милиционер.
Дронго вошел в гостиную. Тело погибшего Денисенко уже
перенесли на диван. В комнате работали эксперты. У стола сидели следователь и
Ратушинский. Увидев вошедшего Дронго, следователь обратился к нему:
— Мне сказали, что вы — независимый детектив, работающий в
частном агентстве. Это верно?
— Я не детектив. И не работаю ни в каком агентстве. Я всего
лишь эксперт-аналитик, которого иногда приглашают для решения юридических
вопросов, — пояснил Дронго.
Его не обидело, что замороченный следователь из Подмосковья
никогда не слышал его имени.
— Наверное, меня неправильно информировали, — сказал
следователь, взглянув на Ратушинского.
Затем снова обратился к Дронго:
— Вы были свидетелем случившегося?
— Да. Я стоял рядом.
— Вы видели, как умер господин Денисенко?
— Видел, — ответил Дронго. Сделав несколько глотков, он
начал судорожно хватать ртом воздух, затем как бы пытался кашлять. И начал
сползать на пол, успев при этом поставить свой бокал на стол, но опрокинул его,
и жидкость разлилась по столу. Когда он упал, я подошел к нему первым, но когда
попытался прощупать пульс, его уже не было. Денисенко был мертв.
