– Не тяни, – подстегнул его Андрей.
– Короче, твоя Виноградова… ну, эта секретуля… мертва. Пару часов назад нашли неподалеку от ее дома.
Если бы не вторая стопка, выпитая минуту назад, Андрей воспринял бы эту новость гораздо эмоциональнее. А так лишь растерянно пробормотал:
– Марка ведь в Москве нет! Дорофеев бессильно развел руками.
– Как ни странно, в данном случае сработал киллер. Пуля в висок, и прощай, девочка Наташа!
– Этого не может быть! Какой, к черту, киллер? Наташа глупая, наивная девчонка. Я уверен, она ничего толком и не знала!
– А вот тут ты попал пальцем в небо, – возразил Дорофеев, делая вид, будто выдавливает из бутылки последние капли «Пшеничной». – Не стоит ее идеализировать. Мы провели обыск в ее квартире и нашли там парочку интересных вещей. Во-первых, несколько любопытных снимков. А любопытно то, что снялась она вместе с Адамчиковым. Ну, тем пареньком, который работал в винном магазине и которого потом кокнули в поезде.
Андрей с досадой хлопнул себя по лбу:
– И как я сразу не догадался, что они были знакомы! Она – секретарша, он часто заглядывал в «Сандору», разносил заказы. Ну, конечно, знакомы!
– Близко знакомы, – уточнил Дорофеев. – Уже полгода Адамчиков заглядывал к ней домой на правах жениха.
– Почему она не рассказала мне об этом?
– Потому, что эта сладкая парочка вела свою игру. В столе Виноградовой к днищу одного из ящиков изолентой был прилеплен конвертик. На нем почерком твоей усопшей пассии написано: «Н. В.», то есть Наташе Виноградовой. Внутри конверта, естественно, ничего не оказалось. А позавчера питерские опера обнаружили на почтамте письмо до востребования, адресованное Адамчикову Владимиру Вячеславовичу. Скорее всего, он сам его туда и послал.
– Неужели завещание? – догадался Андрей.
– Вот именно!
– Выходит, в магазине Ника не только купила шампанское, но и успела передать Адамчикову конверт. После ее гибели ребятки, конечно же, вскрыли сие послание. Чего им бояться? Кроме них и самой Кругловой, о конверте никто не знал. А потом, ознакомившись с содержимым, решили, что на этом можно неплохо заработать. Они наверняка знали, кого может заинтересовать оный документ.
– Попытались шантажировать это лицо, но не рассчитали свои силы, – закончил Дорофеев.
– Н-да-а-а, поучительная история, – мрачно заключил Андрей и потянулся к своему стакану. Опрокинул его и, пустой, припечатал к столу. – А ведь я поверил ей…
– Да ругнись ты, как нормальный мужик, – посочувствовал Дорофеев. – Вот увидишь, легче станет.
– Не станет.
– Ну, тогда слушай дальше, – неожиданно продолжил Дорофеев. – Завещание они пустили в дело, а вот одну бумагу притормозили. У меня есть ее копия.
Какой-то счет. Я толком не разобрал. Не по-нашему писано… Ты в английском рубишь?
Андрей удивленно вскинул брови:
– Ну-ка покажи.
Дорофеев достал из кармана брюк мятую бумажку и протянул Корнилову.
Расправив ее, Андрей пробежался глазами по строчкам. Это было уведомление из швейцарского банка на имя Кругловой о переводе денег с одного счета на другой.
Номер первого счета был ему незнаком. А вот второго, 759123, Андрей знал наизусть. Эти шесть цифр целый месяц мозолили ему глаза. Они фигурировали в факсе из Швейцарии, пришедшем на имя Сомова!
«Точно такие же цифры были на листке, который лежал в Никином журнале!» – вспомнил Андрей и почувствовал, что бледнеет. Судя по документу, который он держал в руках, Ника сбрасывала двести штук со своего счета в той же Швейцарии на этот. Подобная операция имела смысл лишь в том случае, если счет этот принадлежал не ей, а другому лицу. Именно на него скорее всего и вышел в свое время полковник Сомов.
«Вот тебе и объяснение его внезапного взлета по служебной лестнице!» – заключил Андрей.
– Есть какие-нибудь мысли? – поинтересовался Дорофеев. Андрей кивнул.
– Пока могу сказать только одно. Дела об убийстве Сомова и гибели Ники должны находиться в одной папке.
– Цифирки подсказали? – проявив чудеса интеллекта, догадался Дорофеев.
– Да. Это банковский счет в Швейцарии. Из-за него и погиб Сомов.
– Хочешь сказать, что достаточно выяснить, чей это счет, и мы получим заказчика?
– Верно, – подтвердил Андрей, с удивлением взглянув на Дорофеева. Сегодня Ваня схватывал все на лету.
– Так какого черта мы тут базары разводим? – оживился тот и громко крикнул:
– Ануприенко, телефон Фараону! Срочно!
Прапорщик незамедлительно выполнил приказ. А за особое рвение в нагрузку получил еще один – сгонять за второй бутылкой. Когда Ануприенко вышел, Андрей снял трубку, однако звонить не стал.
– Кажется, с банком мы пролетаем, – вслух подумал он. – Швейцарский банк на том и стоит, что любая исходящая информация закрыта.
– Неужели все так безнадежно? – расстроился Дорофеев.
– Увы, я не Генеральный прокурор. Банкиры не пойдут мне навстречу.
– Ну Сомову же пошли, – возразил Дорофеев.
– Молодец, Ваня! – просиял Андрей. – Попробуем воспользоваться его каналом.
Дорофеев сокрушенно причмокнул.
– Жаль только, что факс у тебя в кабинете под стеклом лежит.
– Я его. наизусть помню, – успокоил его Андрей и позвонил в швейцарское отделение Интерпола.
Пока он на ломаном английском втолковывал швейцарцам, кто он, кого позвать и зачем звонит, Дорофеев нервно курил, внимательно наблюдая за его мимикой. На третьей минуте разговора Андрей вдруг как-то обмяк, и майор понял, что дело дрянь, Дождавшись, когда тот положит трубку, нетерпеливо спросил:
– Неужели послали?
– Хуже, – вздохнул Андрей. – Инспектор, с которым имел дело Сомов, погиб неделю назад в автомобильной катастрофе…
Глава 3
БОЛЬШОЙ ПРИВЕТ ИЗ ИЕРУСАЛИМА
Сменщик Коростылева оказался человеком более непосредственным и практичным, чем его коллега. Заявившись поздно вечером с разбухшим от видеокассет и бутылок пакетом, он в мгновение ока превратил журнальный столик в некое подобие экспресс-бара, сунул кассету в видеомагнитофон и утонул в кресле. И хотя обремененный порядочным брюшком капитан с подходящей фамилией Груша особенно не донимал Андрея (спросил только, где взять стакан и тарелку для селедки), грохот выстрелов и скрип тормозов, доносившиеся из соседней комнаты, так его достали, что он готов был убить своего охранника. Останавливала лишь мысль о том, что прапорщику Ануприенко, вынужденному оставаться до утра, еще хуже. Когда головная боль стала нестерпимой, Андрей встал с кушетки и отправился на кухню поискать в холодильнике что-нибудь болеутоляющее.
