– Майор Парамонов слушает, – отчитался, подняв трубку.
– Это Самусев, – послышалось в ответ.
– Значит, вы уже в курсе… – мрачно протянул Парамонов и внутренне приготовился к грандиозной взбучке.
Но полковник Самусев, вопреки обыкновению, на этот раз воздержался от разносов и нравоучений. Видимо, ситуация и вправду была критической.
– Короче, так, – торопливо проговорил он. – Шершнев с Кайзером были подельниками. Уяснил? Всех девчонок списываешь на них и закрываешь дело.
– А как же… – Парамонов собирался было напомнить про Савина и Липницкого, но Самусев, догадавшись обо всем с полуслова, опередил его.
– Не дай бог с них хоть один волосок упадет, я лично тебя придушу, – пригрозил он. – Короче, прямо сейчас садишься и готовишь дело к сдаче. Завтра в девять утра все материалы должны быть у меня. Это приказ. Все понял?
– Да.
– Тогда вперед.
Услышав короткие гудки, Парамонов швырнул трубку на рычаг и, не глядя на Семена, язвительно протянул:
– Поздравляю! Кажется, нас определили в личные телохранители Липницкого.
– Шутишь?
Парамонов вздохнул и вывалил на стол с десяток папок.
– Будем закрывать дело.
* * *
«Ну вот и все. Через пять часов поезд. И прощай, дорогой товарищ Питер», – с грустью подумал Андрей и подвинул поближе телефон. Неторопливо снял трубку, набрал код Москвы, а потом и номер собственного кабинета.
Там он рассчитывал застать старлея Бабкина. С минуту никто не отзывался. Андрей собирался уже положить трубку, в ухо ему гаркнул по-командирски суровый голос Бабкина.
– Начальник угро 136-го отделения слушает!
«Быстро же ты, однако, освоился в новой должности!» – не без сарказма подумал Андрей и в том же тоне продолжил:
– Вашу честь Корнилов беспокоит. Не будете ли вы так любезны уделить мне пару минут?
– Андрей! – радостно завопил Бабкин. – Ты где пропадаешь? Тебя уже вторые сутки все ищут. Бухвостов на ушах стоит.
– Ты мне лучше скажи: что с Дорофеевым? – оборвал его Андрей.
– А что с ним станет? Вчера заговорил. И знаешь, какие его были первые слова? «Доктор, мне б спиртяги сто грамм». Представляешь?
– Значит, будет жить, – искренне обрадовался Андрей. – Теперь поясни, с чего такой переполох по поводу моей персоны.
– Как с чего? По-моему, ты у нас начальник. Знаешь, меня уже во как задрала эта твоя должность. А еще больше Бухала. Хочу назад в опера.
Андрей бросил короткий взгляд на висевший на стене календарь, а потом с досадой хлопнул себя ладонью по голове.
«Черт, совсем забыл о совещании. Ну да, они как раз позавчера решали, что со мной делать. Неужели оставили в должности?»
– Так что там в министерстве? – уточнил он.
– Все о'кей. Бухвостов бросился грудью на амбразуру. Еще пару человек подговорил. Одним словом, отстояли. Теперь ходит важный, как гусь, – грудь колесом.
– А если поконкретнее?
– Короче, все как всегда – простили в последний раз, без занесения в личное дело. Так что поздравляю! Я уже бутылочку припас. Вот только ты где-то запропастился. Кстати, ты откуда звонишь?
– Все еще из Питера. Но утром буду в Москве. Так что завтра выпьем. Если честно, здорово по вас соскучился.
– Так, может, встретить? – нашелся Бабкин. – Машину я организую. Как-никак, пока еще начальник.
– Не стоит. Завтра я сам приду. И успокой Бухвостова. А то старик небось через каждые полчаса валидол глотает.
– Хорошо, – согласился Бабкин. – Скажу: задерживаешься по семейным обстоятельствам.
– Да ты что, сдурел?! – возмутился Андрей и вдруг осекся. – Впрочем…
– Шучу-шучу, – успокоил Бабкин.
– Ну, тогда до завтра. – Андрей положил трубку, быстро собрался и, забросив на плечо спортивную сумку, направился к выходу. Притормозил у порога и окинул взглядом прихожую.
Сам не зная почему, но он был уверен, что уже никогда не переступит порог этой квартиры.
* * *
Войдя в кабинет Парамонова и увидев его и Семена закопавшимися в ворохе бумаг, Андрей понял, что тут его, как всегда, не ждали.
– О, москвич! – первым среагировал Семен. – Каким ветром?
– Да вот, пришел попрощаться. Сегодня уезжаю домой.
Эта фраза вызвала на лице Парамонова улыбку удовлетворения. Он тут же оторвал свой взгляд от бумаг, поднялся и вышел навстречу.
– Первая приятная новость за сегодняшний день. – Он по-дружески пожал Андрею руку. – А не врешь? Покажи билет.
Андрей достал билет и развернул его перед носом у Парамонова.
– Седьмой вагон, двадцать третье место, – прочитал тот и одобрительно кивнул. – Теперь верю. Провожать придем всей командой. Насчет медали ничего сказать не могу, но вот бутылку армянского коньяка гарантирую. Заслужил. А сейчас извини. – Он взглядом указал на обложенный папками стол. – Ни секунды свободного времени. К утру надо поспеть.
Андрей понимающе кивнул, но, прежде чем уйти, все-таки поинтересовался:
– Липницкого и Савина уже взяли?
– Хрена с два! – не сдержался Семен. – Теперь вот сидим сочиняем сказку про белого бычка. Мать их за ногу!
Парамонов вдруг осунулся в лице и зло сверкнул на своего подчиненного глазами, мол, какого хрена лезешь, когда тебя не просят.
– Подождите, подождите, – растерялся Андрей. – Если я правильно понял – расследование убийства Потаниной закончено, дело передается в прокуратуру, при этом Савин и Липницкий остаются на свободе?
– Дойдет и до них очередь, – возразил Парамонов. – Это уже мои проблемы. Не завтра, так послезавтра доберемся и до них. Главное – убийцы Потаниной мертвы. Между прочим, не без твоей помощи. Заметь, мы тебе не мешали. Теперь ты не мешай нам. Ты свое дело сделал. Можешь с чистой совестью отправляться в Москву и рапортовать своему другу о проделанной работе.
– Но ведь главные преступники на свободе!
Парамонов несогласно покачал головой.
– Главный преступник – Шершнев, – твердо проговорил он. – Шершнев вошел в сговор с Кайзером и через него сплавлял девочек на Невский. С теми, кто отказывался заниматься проституцией, расправлялись жестко. То есть убивали.
– Но это же бред! – возмутился Андрей. – Неужели вы думаете, что Шершнев станет наговаривать на себя? Он ведь не дурак.
Устало вздохнув, Парамонов пояснил:
– Шершнев признался в своих преступлениях и, осознав всю тяжесть совершенного, сегодня ночью покончил жизнь самоубийством.
– Ах вот оно как. – Андрей опустился на стул. – Ну, спасибо, объяснили. А то я, дурак, думал, что имею дело с порядочными людьми.