Снова наступила тишина, прерываемая лишь шарканьем шагов. Через некоторое время Павел споткнулся.
– Черт! – выругался он.
Тут же темноту прорезал луч фонарика.
– Адель, выключи, – строго произнес Павел. – Надо беречь батарею!
– Я не хочу, чтобы кто-то из нас сломал ногу, – возразила девушка. – Осмотрись хорошенько… ты в порядке?
– В порядке, – ответил он.
Повернув луч света, Адель осветила себя, и стало видно, что она улыбается.
– Ты такая же сумасшедшая, Адель, – вздохнул Павел. – Не можешь не напоминать о себе.
– Я просто не хочу, чтобы ты забыл, какая я красивая. Иначе будешь засматриваться на других девушек… – Она покачала головой. – Ох, не нравится мне твой вид…
– Это? – Павел свободной рукой потрогал отворот гимнастерки. – Успокойся, ты же знаешь, что это специальная одежда для подземелья. И потом, мне нравится, когда мне хоть что-то напоминает о моей стране… Мы переоденемся перед тем, как выйти на поверхность.
Адель улыбнулась.
– Ты все успела передать? – спросил Павел.
– Да, – ответила девушка.
– А каким был ответ? – не унимался русский.
– Все подробности передадут при следующем сеансе связи.
– Постой, – проговорил мужчина. – Это не ответ…
Девушка остановилась, и он заботливо обнял ее.
– Ты думаешь при помощи объятий выпытать у меня секретные сведения? – оттолкнула Павла девушка. – Не выйдет, дорогой! Сведения я расскажу только полковнику Роль-Танги! И не ревнуй меня!
– Я не ревную. Я хочу знать судьбу советских военнопленных. Заводы «Рено» выпускают вооружение и танки для Германии. Работают по германским заказам… Ведь это те самые люди, с которыми я работал на строительстве «Атлантического вала»…
– Наше дело – не пленные, а подготовка к восстанию… – ответила девушка. – Никаких конкретных инструкций не передали. Но мы же с тобой знаем, что в Париже должен появиться человек, уполномоченный Россией и союзниками…
– Не Россией, а Советским Союзом, сколько можно повторять…
– Пусть! – сказала девушка. – У этого человека все инструкции. Точнее все узнаем при следующем сеансе связи… Я отдохнула, пойдем…
Снова послышались шаги, вспыхнул тускнеющий луч фонарика.
– Нам здесь нужно повернуть, милый. Не мешай, иначе я не сориентируюсь в темноте, – произнесла Адель.
– От души буду надеяться, что света этого фонарика хватит, пока мы не выберемся отсюда, – в тон ей ответил Павел.
– Совсем немного осталось, – ответила девушка. – Еще один поворот… Вот сюда… – Голос ее долетел из-за поворота подземной галереи.
Пройдя еще с полкилометра, подпольщики остановились перед небольшой деревянной дверью. Девушка посмотрела на спутника.
– Пришли, – сказала она. И уверенно потянула за ручку.
Дверь открылась. Фонарик выхватил из темноты ступени каменной лестницы, уходившей вверх, и потух.
– Отлично, – выругался Павел. – Я так и думал. Батареи хватило едва-едва…
Поднявшись, они оказались в подвале разбомбленного дома. Переодевшись – в подвале стоял сундук, они вынули из него одежду и спрятали рацию, – они поднялись по лестнице.
Несколькими минутами позже из руин, которые находились в семнадцатом округе Парижа, вышли девушка в летнем платье и молодой человек в аккуратном парусиновом костюме и белой рубашке, воротничок которой был выложен на пиджак. И если бы в пустынном переулке нашлись наблюдатели, они ни за что бы не подумали, что эти молодые люди только что проделали длинный путь под землей. Более вероятно, что такие парочки всегда ищут убежища в руинах, чтобы им никто не мешал целоваться. Но наблюдателей не было.
Двое молодых людей вышли из переулка и быстро затерялись среди прохожих на улице.
Глава 4
На следующий день в парижской военной комендатуре только и было разговоров о появлении некоего высокопоставленного чиновника из Берлина. Причем никто не знал, что это за человек и с какой целью он приехал в Париж.
Этим человеком, внушившим еще до своего появления неведение и страх, был не кто иной, как Курт Мейер.
Курт также не просто так задержал свой визит в комендатуру. Он выяснял обстановку в Париже, а ведь она изменилась после покушения на фюрера.
В виде исключения Мейер позвонил из Парижа своему связному Краузе в Берлин.
Тот выругал Курта и предупредил, чтобы больше ни в коем случае не применял такой способ связи. А затем навел справки и откликнулся длинной шифровкой, которую Мейер получил от того самого хозяина магазина на Принц-Альбрехтштрассе по фамилии Функе, с которым Краузе дружил. Функе приехал во Францию закупать товар. Шифровка представляла собой обертку, в которую были завернуты семена эшшольции. У себя в гостиничном номере Курт нагрел обертку над свечой и прочел послание связника.
Дело обстояло так.
Прежний комендант Парижа фон Бойнебург был арестован буквально в день приезда Мейера в Париж. Вместе с ним парижское гестапо наложило лапы на старого генерала фон Штюльпнагеля, командующего группой немецких войск во Франции. А ведь на них, на оппозиционные настроения этих людей надеялся Мейер в деле спасения Парижа от разрушения. Эти люди оказались причастны к заговору фон Штауффенберга.
Итак, все надо было начинать с нуля.
Место военного коменданта Парижа занимал теперь капризный и отличающийся трепетной любовью к фюреру генерал фон Маннершток, он был реально наделен властью. Не зря о нем говорил Гиммлер: «Этому человеку можно довериться».
Курт решил довериться фон Маннерштоку. Примерно через неделю после приезда в Париж он позвонил в комендатуру и назвал себя.
– Как вы сказали, ваше имя штандартенфюрер Мейер? – переспросил фон Маннершток. – Рейхсфюрер не говорил о вас…
Разумеется, не говорил, ответил Курт в мыслях, потому что у рейхсфюрера дел по горло и еще потому, что определенные обязанности он возложил на меня, а не на тебя, старый индюк.
Курту было сказано явиться на совещание в комендатуру и рассказать, чего, собственно, тот хочет.
Неизвестно, кто первым произнес слова о приезде Мейера, сам ли фон Маннершток в разговоре с секретаршей, сотрудники ли отдела внутренней телефонной связи, водители ли гаража.
Но в тот день все чиновники бегали по коридорам чуть быстрее, чем обычно, и уборщицы прошлись лишний раз тряпками по полу, и еще кое-кто отметил, что фон Маннершток пообещал расстрелять дежурного, когда тот на секунду вышел на крыльцо, чтобы заговорить с уличной проституткой.
К десяти утра атмосфера в комендатуре была накалена добела. Уже в девять сорок пять генерал фон Маннершток сидел на своем рабочем месте во главе стола и с хмурым видом рассматривал присутствовавших. В глазу коменданта поблескивал старомодный монокль. Подрагивала цепочка, которая шла от монокля к карману кителя.
