Собеседник поднял брови. Он не обратил внимания, каким тоном было произнесено последнее. Значит, предложение прошло.
Разумеется, Курт не собирался сейчас звонить, он хотел отложить этот вопрос на потом, чтобы через пару дней позвонить – а то и вовсе не позвонить. Если он позвонит, то сошлется на инициативу Кнохена.
В Берлине вряд ли обратят внимание на все эти тонкости, а в Париже все бумаги пойдут за подписью Оберга и Кнохена – и если что, ответственность ляжет на них.
Французы же, включенные в состав групп, сообразят, что делать. Они будут включать в опись не самые ценные вещи. Или поставят в известность группы Сопротивления, и партизаны пресекут попытки вывоза ценностей на местах.
Официально же Курт Мейер еще раз озвучил свое железное мнение, что перепись ценностей должны вести только немцы.
– Все эти досадные мелочи, дорогой Гельмут, которые мы только что с вами обсудили, не более чем исключения.
– Это вы хорошо придумали, – сказал Кнохен, склонившись над списком объектов, подлежащих осмотру.
В конце концов были определены сами объекты, сроки, сформированы группы и названы старшие групп. Мейер еще раз с удовольствием просмотрел последний список. Внимание Кнохена было отвлечено на мелочи, а люди, попавшие в перечень старших, похоже, были бесхребетниками, представляли из себя бесформенный, пластический материал. Такими легко можно было управлять.
– Отлично, господин Кнохен, – обратился Курт к оберштурмфюреру. – Итак, запомните, что мародерства нельзя допустить ни в коем случае. Я со своей группой, конечно, возьму наиболее значимые объекты… – Курт взял со стола стопку страниц. – Лувр, Нотр-Дам, Версаль… – Он вынул из стопки несколько страниц, остальные положил на стол. – Другие люди тоже не будут скучать… – Он вдруг подмигнул: – Здесь работы на неделю-другую, Гельмут, расслабьтесь. Только помните: за каждый случай мародерства ответите головой.
На следующий день Курт Мейер и вверенные ему люди появились в Нотр-Даме.
Море неожиданных мыслей нахлынуло на советского разведчика Ивана Денисова, когда он впервые переступил порог знаменитого здания. В молодости он читал, конечно, «Собор Парижской Богоматери», но не мог представить, что это будет так великолепно. В конце концов, никакая книга не могла сравниться с реальностью. Иван Денисов с любопытством осматривал все вокруг, задирал голову так, что едва не слетала фуражка, шмыгал носом. Единственным выходом было как-то отворачиваться, чтобы его лица не видели спутники. Но ведь требовательный штандартенфюрер Курт Мейер не напрасно потратил столько времени, формируя свою группу!
Огромное здание. Сводчатый потолок. Лучи света падают из узких окон и освещают все. Пространство собора тонет в призрачной дымке. Тихо играет орган, непонятно, откуда звучит музыка. Вот орган замолк, и собор сразу наполнился какой-то особенно торжественной тишиной. Эта тишина прерывалась звуком редких шагов и покашливанием.
Хотелось обнажить голову. Хотелось разговаривать шепотом или вовсе не разговаривать.
Вместо этого Иван Денисов – или, точнее, уже немецкий штандартенфюрер Курт Мейер – прищурился и обратился к женщине, стоявшей за прилавком церковного киоска:
– Нам нужен настоятель этого заведения. Где мы можем найти его?
Женщина, сделав испуганное лицо, кивнула на величественный алтарь.
– Благодарю вас, – холодно ответил штандартенфюрер Курт Мейер.
Он и спутники прошли через дверь.
В дневное время cобор был почти пуст. Шаги отражались цоканьем, похожим на удар камня по льду. Несколько прихожан сидели на скамьях. Перед алтарем склонилась в молитве женщина в черном, руки ее были сложены у груди.
Настоятель появился внезапно и словно ниоткуда. Он остановился перед Мейером, важно сложив руки на животе.
– Чем могу служить, господа? – Настоятель говорил на безукоризненном немецком.
Курт молча подал бумагу. Настоятель прочитал документ и поднял взгляд.
– Великая Германия заботится о французской культуре! – произнес Курт Мейер с едва заметной иронией.
В глазах священника мелькнула обида – умный человек сразу понял, что ждало собор после описи и вывоза ценностей.
– Полагаю, нет смысла скрывать, что я против, – с обидой произнес настоятель. – Я буду жаловаться в Ватикан.
Курт заглянул ему в глаза. Умные глаза. Чуть подрагивавшие губы. От возмущения, конечно. При этом человек замечательно держал себя в руках.
– Ваше право, – Курт пожал плечами. – А теперь мы займемся тем, ради чего пришли.
Мейер оглянулся. Шагах в пяти от него сотрудники заведения Кнохена с жалким видом переминались с ноги на ногу. Курт отметил, что кое-кто снял головной убор.
– Я выделю вам человека, – вдруг произнес священник. – Иначе вы здесь все разрушите.
Не ожидая ответа, он развернулся и скрылся в маленькой двери рядом с алтарем.
Описывая ценности, находящиеся в соборе, Курт с несколькими людьми поднялся по винтовой лестнице на самый верх башни. Ветер грозил сорвать фуражку с головы, и Иван Денисов сперва придерживал фуражку рукой, потом вовсе обнажил голову.
Перед спутниками он объяснил свои действия тем, что не дает ветру нарушить форму штандартенфюрера СС. На самом деле Иван Денисов обнажил голову перед Парижем.
Вид был действительно прекрасен. Блестела под солнцем Сена, с двух сторон огибавшая остров Ситэ. Остров был похож на корабль. Город представал в сизой дымке. То, что Париж находился под немецкой оккупацией, придавало городу – быть может, в мыслях Ивана Денисова – какой-то труднообъяснимый серый оттенок. Может быть, просто темный оттенок всего калейдоскопа. Впрочем, Курт Мейер постарался развеять неприятные впечатления.
Чтобы отвлечься, он осмотрел фигуры химер на башне. Этими статуями башня была окружена по периметру. Сказочные персонажи на первый взгляд выглядели страшновато, на самом деле они были красивы и – милы.
Одного этого было достаточно, чтобы понять, что может произойти, если гитлеровцы все-таки начнут взрывать Париж. Иван Денисов зажмурился, представив груду развалин на месте прекрасного города. Такие развалины уже находились на месте многих городов Советского Союза – после того, как по этим городам прокатилась война.
Курт открыл глаза. Париж находился на месте. Пора было спускаться.
– Где провод, о котором вы сказали, что это громоотвод? – спросил Мейер, чтобы отвлечься.
Викарий, который стоял рядом, пробормотал что-то невразумительное. Курт покосился на спутника. Викарий – этот странный человек, служивший в соборе, постоянно находившийся в своих мечтах, – был выделен настоятелем для сопровождения группы. Викарий посмотрел на Курта:
– Мы убрали его… В скором времени проведем новый… Который нельзя будет использовать в качестве антенны…
