– Кто ты? – спросила Лада, и если бы ее губы не были ярко накрашены, то Клим увидел бы, что они стали белыми, как и все лицо. – Кто ты? – опять испуганно, но уже понемногу приходя в себя, спросила Лада.
– Я – Клим Бондарев. Мои документы тебе видеть ни к чему, ты же все равно не веришь документам.
– Ты мне постоянно врешь. Почему ты не вышел, когда здесь был Прохоров? Теперь я поняла, ты тоже охотишься за мной, у Хайновского повсюду были свои люди, и ты один из них. – Сельникова испуганно прикрыла глаза, и ее лицо перекосил ужас.
– Ничего не изменилось. Я прежний.
Женщина открыла глаза. Клим улыбался, улыбка подействовала на Сельникову успокаивающе. Она с облегчением вздохнула.
– Кажется, я снова тебе верю. Но ты не останешься у меня на ночь.
– Не верь никому, даже самой себе. Балконную дверь я закрою. Я хочу с тобой просто поговорить. Все личное оставим в стороне. Если ты не хочешь меня видеть, то пусть так и будет, только чуть позже.
– Ты у меня что-то искал? – спросила Лада.
– Хайновский жив, я уверен в этом.
– Я уже не понимаю, что происходит. С утра я верила в это, теперь уже – нет. Где мы будем разговаривать? – спросила Лада.
– Где хочешь. Мне все равно. Если спальня тебя наводит на мысли и желания…
– Наводит. Пройдем на кухню, я хочу выпить воды. Я разволновалась, разнервничалась, испугалась. Я тебя, честно говоря, приняла за грабителя или убийцу.
– Я похож на убийцу?
– Похож, у тебя глаза человека, способного убить, – Лада изящно взмахнула рукой.
– Да, – согласился Клим, – и ты в этом убедилась на собственном опыте.
– Я не хочу, чтобы меня окружала смерть.
Клим подал стакан с минеральной водой. Лада жадно выпила, оставив на краю стекла след губной помады.
– Я слушаю, – женщина уселась, забросила ногу за ногу, затем, спохватившись, поднялась.
– Куда ты? – насторожился Клим.
– Ты испугался? – Лада с удивлением посмотрела на непрошеного гостя. – Хочу взять сигарету.
На столе появилась пепельница. Лада вернулась из комнаты с пачкой сигарет и блестящей зажигалкой. Но Бондарев уже щелкнул своей и поднес огонек к подрагивающему кончику сигареты. Лада сделала первую затяжку и тут же закашлялась.
– Я курю редко. Когда волнуюсь или когда случаются неприятности, – она щелкнула кнопкой кофеварки.
– Сейчас случилась неприятность?
– Еще не знаю, – пожала плечами Лада, и бусы на ее длинной шее вздрогнули.
Женщина тряхнула головой, приводя волосы в порядок, рукой их немного поправила и откинула на спину.
– Где может быть сейчас Хайновский?
– Не знаю.
– Ты давно с ним знакома?
– Я устала. Поговорим завтра. Уходи. Меня есть кому охранять.
– Нет, – сказал Клим, сбивая пепел, – кстати, у тебя хороший кофе.
– Да, хороший, – взглянув на банку с зернами, ответила женщина, – только аппарат варит его бездарно. С Хайновским у меня были совсем другие отношения, чем с тобой.
– Я знаю, – сказал Клим.
– Тогда какого черта спрашиваешь у меня, если тебе все известно?
Вдруг зазвонил телефон. Клим вздрогнул, а Лада Сельникова побледнела. Они вдвоем ждали – повторится звонок или нет. Телефон затрезвонил вновь.
Лада посмотрела на Клима, тот указал рукой на аппарат:
– Возьми трубку. Только никому не говори, что я у тебя, мы еще многого не решили.
Лада подхватила трубку и пошла в комнату. Клим поставил чашку на блюдце, поставил бесшумно, фарфор даже не звякнул, и стал прислушиваться.
– Алло!
– …
– Да, это я.
Клим, естественно, слышал лишь то, что говорила Сельникова.
– Все в порядке, не могла позвонить. О чем говорили с тобой, помню. Пока.
Клим спокойно смотрел на Ладу, когда она вернулась в кухню.
– Подруга звонила. Беспокоилась, все ли со мной в порядке.
– Конечно. Не оправдывайся, я не ревную.
– Я собиралась принять душ. В ванной, как и у тебя, нет защелки, и я запрещаю тебе входить, когда я буду там.
– Не сильно и хотелось.
– Ты останешься сидеть на кухне и шагу с нее не сделаешь.
– Выйдешь из душа, поговорим и об этом. Возможно, у тебя поменяется настроение.
– Никогда. Я ставлю условие: если ты остаешься, то все между нами будет кончено. Если уйдешь прежде, чем я покину душ, то, возможно, тебя ждет продолжение.
Тем временем во дворе дома появилась «веселая» парочка. Двое мужчин, поддерживая друг друга, плелись по проезду. Они негромко напевали что-то веселое из своей комсомольской юности. Один из них – усатый, остановился, пьяно пошатываясь, вскинул руку, указывая на луну:
– Смотри! Морда такая же круглая, как у твоей бабы!
– Пошел ты, – ответил молодой.
– Ну и пойду… отлить, – оскалил зубы усатый.
Он подошел к «Жигулям», примостившимся у стены, стал у заднего крыла и принялся возиться с замком брюк. Водитель на мгновение оторопел от такого нахальства, а затем открыл дверцу, высунул голову наружу:
– Мужик, ты охренел…
Договорить он не успел, получив от молодого резкий удар обрезком арматуры в основание черепа. Оба, и усатый, и молодой, тут же «протрезвели». Они сноровисто забросили неподвижного охранника на заднее сиденье. Во двор тут же въехал серебристый микроавтобус.
– Жди здесь, мы скоро вернемся, – бросил усатый, – дверцу открой, чтобы время не терять, – и побежал к подъезду вслед за молодым.
Лада, уже собрав одежду, поднялась с корточек у платяного шкафа в спальне. Сквозь шум душа она смутно услышала, как хлопнула входная дверь.
«Неужели ушел? – честно говоря, ей не хотелось оставаться одной, но злость на Клима не проходила, – бросил меня одну в ФСБ, теперь вломился в квартиру без приглашения. Я должна его поставить на место».
Лада решительно вышла в прихожую в надежде, что Бондарев просто решил ее разыграть – хлопнул дверью, а сам остался в квартире, – и остолбенела. Усатый, лицо которого она прекрасно запомнила, держал ее на прицеле пистолета.
– Цып, цып, цып, – поманил он женщину шепотом.
Лада хотела крикнуть, но не решилась, пистолет был с глушителем, почему-то именно это остановило ее.
Вода в душе с шумом разбивалась о дно ванной. Только сейчас она заметила, что усатый пришел не один, молодой парень стоял с пистолетом в двери гостиной, в другой руке он держал коробочку, похожую на пейджер.
