— Да вот, извольте видеть, технические проблемы, — развел руками француз. — Несмотря на все мои старания, шар так и не достиг нужной высоты.
Пилот с поразительным спокойствием и с ловкостью обезьяны взобрался вверх по канату, поправив там что-то.
— Может, поломка какая? — влез в разговор Кураев. — Шарик — вещь ненадежная, я всегда об этом говорил. Это вам не лошади.
На эту тему ротмистр мог распространяться бесконечно. Как считали его знакомые, для Кураева лошади были ценнее человека. Впрочем, он и сам соглашался с этим утверждением. Как говаривал он: «От лошадей нельзя ожидать всех тех неприятностей, которые каждую минуту устроит вам человек». Второй его коронной фразой была: «Лошадь свинью не подложит».
— Нет, — отрицательно качнув головой, ответил француз. — Все вроде в порядке. Да и конструкция аппарата весьма проста. Повреждений нет, нагревательная лампа работает на полную мощность, — он кивнул на горелку, отправлявшую все новые потоки нагретого воздуха под огромную оболочку монгольфьера.
— И что из этого следует?
— Налицо перегруз аппарата. Необходимо избавиться от лишнего веса.
Через некоторое время выяснилось, что выбрасывание балласта за борт ситуацию не спасает.
— Давайте посмотрим, чем мы можем пожертвовать.
— От людей мы точно не избавимся, — сострил Кураев, — а вот со снаряжением придется разобраться. Давайте глянем, что тут у нас есть.
Офицер огляделся и присел у ящика с провизией.
— Хоть и люблю я грешным делом закусить, однако ничего не поделаешь, всегда приходится чем-то жертвовать. — Приговаривая, он открыл ящик.
В следующее мгновение все замерли, пораженные. Вместо съестных припасов в плетеном ящике лежал… репортер «Русского слова» Санин. Сейчас он, правда, больше напоминал какого-то индийского йога. Тщедушное телосложение в данном случае пошло ему на пользу, позволив скорчиться в три погибели и поместиться в небольшом пространстве.
— Здравствуйте, — хихикнул работник пера, глядя на удивленных воздухоплавателей из глубин ящика. — Прошу прощения за мое нежданное появление.
Ротмистр мгновенно пришел в гнев.
— Так вот из-за кого мы можем провалить операцию!
— А ну-ка, живо наружу! — приказал поручик.
Несмотря на все усилия, самостоятельно выбраться из ящика писака был не в состоянии. Находившееся так долго в неестественном положении тело затекло и отказывалось подчиняться.
— Не могу, — признался он. — Ничего не получается.
— Сейчас получится, — зловеще пообещал Кураев, наливаясь дурной кровью. — Сейчас у тебя все получится.
— Без посторонней помощи не выбраться, — заключил любитель сенсаций.
— Да я тебя, продажный щелкопер, сейчас германцам сброшу! — заорал ротмистр. Схватив могучими руками журналиста, он вытащил его наружу. Тряся его, как куклу, офицер и вправду был недалеко от исполнения своего обещания. — Что ты здесь делаешь? Отвечай!
— Говори! Быстро! — ледяным тоном, не предвещавшим ничего хорошего, произнес поручик.
Француз во все глаза глядел на появление репортера, объясняющего перегруз. Такого он явно не ожидал.
— Да ну что вы, господа, что за страсти, в самом деле? — стал вырываться писака. — Я, конечно, виноват, что проник на монгольфьер, но…
— Что — но? — кричал во всю глотку Кураев. — Шар еле ползет, подняться не может, а ему хоть бы хны!
— Все-все-все! Прошу снисхождения, — заюлил представитель прессы. — Я ведь русский патриот… к тому же за такой замечательный репортаж мне заплатят вдвое больше обычного.
— Вот урод-то, — покачал головой ротмистр — И что прикажешь с тобой делать?
— Я и немецкий знаю… Не выбрасывайте меня! — взмолился Санин, подозревая, что с ним может случиться что-то нехорошее. — Я буду вам полезен!
Все были в замешательстве. Ну, действительно — не выбрасывать же этого идиота из гондолы!
Пилот по одним лишь ему известным приметам, глядя вниз и пользуясь какими-то приборами, определял местоположение монгольфьера.
— Ветер попутный, — сообщил он. — По моим подсчетам, через час надо снижаться.
Но что ждало внизу группу, никто не знал…
ГЛАВА 17
В это самое время, когда отважные воздухоплаватели уже находились на вражеской территории и обнаружили проникшего на воздушное судно журналиста, на земле происходили разные события. Главным из них, несомненно, была бушевавшая на фронтах война, но и кроме военных действий было на что посмотреть.
Так, в парижском театре «Жимназ» только что закончилось выступление Маты Хари. Зажглись огни, благодарный зал взорвался аплодисментами, плавно перешедшими в овации.
— Браво! Браво!
— Потрясающе!
— Великолепно! — надрывались голоса.
Знаменитая танцовщица поклонилась и окинула взглядом зал. Сколько раз ей уже приходилось видеть восторженную реакцию зрителей! Повсюду — будь то в Германии, Франции либо за океаном. Выступая на самых престижных сценических площадках Европы, она давно стала звездой. Ее имя само по себе уже — марка: в Нидерландах выпускают новый сорт сигарет «Мата Хари», в нескольких странах есть духи, носящие ее имя. Ее сравнивают со знаменитой Айседорой Дункан. Ну а Париж давно лежал у ее ног, приносил цветы к ее двери, осыпал руки драгоценностями. Мата Хари заключила этот город, включая его многочисленных мужчин, в свои объятья. Ее имя связано со скандалами, слухами, сплетнями.
Главным недостатком урожденной Маргареты Гертруды Зелле оставались ее образ жизни, несерьезный, непостоянный, тяга к переменам и мотовство, приводящее к вечной нехватке денег и, прежде всего, к постоянному поиску богатых и щедрых мужчин, готовых профинансировать ее роскошный образ жизни. Она уже была многолетней содержанкой толстосумов в Париже, Амстердаме, Берлине и Мадриде, но расточительность заставляла ее идти на все новые, обычно мимолетные сексуальные связи с мужчинами, которые могли щедро заплатить за ночь, проведенную с легендой сцены.
Но авантюристке хотелось новых ощущений, особенно если они подкреплялись денежными знаками. Осенью 1915 года Хари пошла на сделку с германской разведкой. Ускоренный курс обучения — и Мата колесит по Европе, выполняя задания руководства. А через год у нее состоялся разговор с представителями французской разведки, которая тоже желала ее завербовать. Мата, поразмышляв, согласилась, потребовав за свои услуги миллион франков. Карьера двойного агента развивалась дальше…
Цветы летели водопадом на сцену. Гвоздики, розы — их было так много, что, наверное, можно было устлать всю сцену. Как всегда, в зале нашелся и самый преданный поклонник. На этот раз им оказался плотный, представительный мужчина лет сорока. С первого взгляда можно было определить, что в средствах господин явно не стеснен. Об этом говорил и очень дорогой костюм, и перстни на пальцах, и весь его холеный вид. Дополняла ансамбль великолепная трость, которая сама по себе стоила весьма и весьма немало.
