— Теперь, господа, мы разделимся, — сказал он, обращаясь к своей команде. — Присутствие всех здесь совсем необязательно. Кто-то должен остаться караулить муляж…
— Позвольте я останусь, ваше благородие! — вскочил Шестаков.
Корнет внимательно поглядел на него. Унтер выглядел как человек, принявший какое-то важное для себя решение.
— Так ты что же, сам хочешь остаться?
— Так точно, — ответил тот. — Желаю, как говорится, искупить свою вину.
Булак-Балахович, улыбаясь, глядел на полного раскаяния недавнего зачинщика пьянки, едва не поставившего под удар успех всей операции.
— Вы, ваше благородие, не сомневайтесь, я ведь сам не понимаю, как такое случилось, — говорил унтер. — Бес попутал. Ничего, я свою задачу выполню. Ни одна собака не подойдет!
— Ну что ж, уговорил, — хлопнул его по плечу корнет. — Однако один не останешься. Тем более что мы тебе оставляем вот эту игрушку. Как, не против побыть ночку в обнимку с ней? — передал корнет унтеру пулемет.
— Еще бы! — довольно усмехнулся унтер. — С этой машинкой мы прекрасно знакомы. Система Виккерса — шестьсот выстрелов в минуту. Это не шуточки! С таким аппаратом и немца подождать интересно.
— Во время японской войны, — включился в разговор Белый, — пулеметы поработали на славу. Крошили японцев в капусту.
— А мне вспоминается самое начало их применения, — сказал Сурхайнов. — Англо-суданская война девяносто восьмого года.
— И что ж это за война такая была, ваше благородие? — поинтересовался любознательный Шестаков.
— А вот представь себе, Шестаков, события эти происходили в Африке. Есть там такая держава — Судан. Так вот в битве у города Омдурман десятитысячное англо-египетское соединение противостояло стотысячной армии махдистов — мусульман-фанатиков, — рассказывал Сурхайнов. — Вооружены они были плохо — на сто тысяч воинов у них имелось тридцать тысяч винтовок, однако отважны невероятно. Плотными рядами кидались они в атаку на англичан, и только благодаря пулеметам эти атаки захлебывались. Английская армия понесла минимальные потери, а из двадцати тысяч погибших суданцев три четверти пало от огня пулеметов.
— Ну, ваше благородие, пятнадцать тысяч я не накрошу, но все, что в моих силах, сделаю.
Унтеру оставили пулемет, захваченный у поездной охраны. Вместе с ним остались еще несколько офицеров. Условившись с оставшимися о дальнейших действиях, поредевший отряд Булак-Балаховича, в котором осталось всего пять человек, двинулся дальше. Теперь тем, кто должен был продолжить путь, предстояло самое опасное и ответственное — добраться до танка. Впрочем, легенда — доставка керосина — была подходящей. Поредевший отряд, от которого осталось всего пять человек, двинулся дальше. Теперь цель была близка — судя по документам, до искомого объекта оставалось немного пути. Да и глядя на то, что происходило вокруг, наступление явно планировалось именно здесь. Перемещения войск, обозов и артиллерии красноречиво свидетельствовали именно об этом. До бочки с мерзким запахом и интендантов никому дела не было.
Через час они оказались на месте. На этот раз танк был настоящим, о чем говорила и хорошая охрана. Несколько солдат, стоя по периметру железного чудовища, словно застыли в позах оловянных солдатиков.
— Стоять! — раздался грубый окрик. — Кто такие?
— Привезли горючее, — Булак-Балахович старался казаться спокойным, хотя был взволнован: наконец-то, вот он, танк.
— Впечатляет, — прошептал Зимин. — Это действительно новое слово в военном деле…
— М-да, этакую махину стоит, пожалуй, попробовать в действии.
Тем временем корнет предъявлял документы немецкому капитану, руководившему охраной столь важного объекта.
«Да, волноваться нечего, — успокаивал скорее самого себя хорунжий. — Бумаги, подписанные самим Мольтке-младшим, — это лучше любого пропуска…»
Немецкий офицер козырнул, возвращая документы.
— Все в порядке. Мы уже давно ждем керосин. Вещь такая нужная, но я удивляюсь, как вы довезли такую вонючку, — с брезгливым видом кивнул он на бочку. — Смрад, как из клоаки.
«Еще бы! — подумал корнет, нащупывая рукоять пистолета и подавая условный знак своим офицерам. — Сейчас мы постараемся, чтобы вонь вас уже больше не волновала!»
— Служба, ничего не поделаешь, — развел он руками.
Глава 33
Поручик нажал на дверную ручку, выполненную в форме змеи, и шагнул внутрь гостиничного номера. Голос показался ему странно знакомым, но за эти несколько мгновений вспомнить, кто же это, Голицын не смог. Реальность оказалась удивительной. В кресле у столика офицер увидел хозяина номера, сидевшего там в расслабленной позе и курившего сигарету. На бывшем российской гвардии штабс-ротмистре бароне Корфе теперь красовалась форма офицера германского Генштаба.
Оба, естественно, узнали друг друга и несколько секунд молча глядели один на другого. Что тут говорить — встреча была неожиданной.
Первым сориентировался поручик.
— Руки на стол! — скомандовал он, выхватив пистолет. — Только двинься, оборотень, я тебе сразу же мозги выбью.
Барон, как-то неловко дернувшись, попытался сделать какие-то телодвижения в сторону, где, по всей видимости, у него находилось оружие.
— Быстро! Я больше повторять не буду! — холодно произнес Голицын.
Барон был вынужден подчиниться. Глядя в лицо поручику, он безошибочно определил по сжавшимся губам русского офицера, что тот через мгновение пустит ему пулю в лоб. Весь вид Голицына говорил и о крайней его решимости, и о том, что в данный момент ему совершенно плевать на то, что в таком случае он сам себя и обнаружит. «Эти русские на все способны», — пронеслось в голове у Корфа. Пускай он сам погибнет, но свое дело сделает, это уж как пить дать.
Поигрывая желваками, поручик сделал несколько шагов и взял со стола пистолет Корфа. Тот, глядя на действия Голицына, совсем сник. Зная поручика, ничего хорошего лично для себя он уже не ожидал. Впрочем, мозг барона лихорадочно работал, продумывая все возможные варианты развития событий, ища для себя наилучший выход из положения.
Поручик был вне себя от благородного негодования, глядя на сидевшего перед ним негодяя, посрамившего звание офицера. Однако, вернув усилием воли хладнокровие, он уселся рядом. Барон нервно заламывал пальцы, беспокойно вертя головой.
— Послушайте, барон, а ведь мы так и не закончили ту партию в штос, доиграем? — неожиданно предложил Голицын, глядя на колоду карт, лежащую на столе.
— Что? — непонимающе уставился на него хозяин номера. Он мог ожидать чего угодно, только не такого предложения.
— Что, неужели не помните, в тот день начала войны? — любезно напомнил поручик.
— Да-да… Как же, конечно, помню. Может, коньяку? — льстиво предложил Корф.
