Ответная стрельба германцев, подбиравшихся все ближе и ближе, учащалась. Количество и соотношение сил «дуэлянтов» было слишком разным, так что финал приближался.
— Слышите, господин обер-лейтенант? — обратил внимание офицера один из солдат. — Вроде кони там…
— Да, действительно странно, — прислушавшись, кивнул тот.
Он напряженно всматривался в ту сторону, где засел упрямый и коварный противник, но ничего, конечно же, увидеть не мог, как ни старался.
Было чему удивляться — сквозь грохот стрельбы откуда-то из глубины леса довольно явственно донеслись конский храп и стук копыт. Вслед за этим, словно по команде, огонь со стороны танка заметно поредел. Вторившие до этого пулемету винтовочные выстрелы теперь оставили его стрелять в одиночестве. Поняв то, что части сопротивлявшихся удалось каким-то образом скрыться, германцы усилили натиск.
— Перебежками! Подобраться и забросать их гранатами! — скомандовал офицер. — Подумать только — какие-то диверсанты столько времени продолжают защищаться.
Полукольцо вокруг танка медленно, но неумолимо сжималось. Пулеметчик оказался не только умелым стрелком, но и неплохим тактиком. Он все время менял свое местоположение и пристреляться по огонькам его выстрелов оказывалось делом непростым. Короткие очереди доносились то слева, то справа, то из центра.
Дуэль, длившаяся около двадцати минут, наконец закончилась. Подобравшийся особенно близко немец бросил туда, откуда велся огонь, три гранаты, одну за другой. Мощные взрывы поочередно сотрясли воздух. Пулемет затих. Через минуту прекратились выстрелы и со стороны германцев. Наступила тишина, такая странная после того, что здесь только что происходило.
— Похоже, готов, голубчик! — удовлетворенно выдохнул обер-лейтенант. — Пошли, ребята!
Осмелевшие немцы теперь уже почти безбоязненно подошли к опушке со штыками наперевес.
— Где-то здесь он должен быть, — бормотал офицер, светя фонарем в кустах.
— Нашли! — прозвучал возглас.
— Так что — выходит, это был всего лишь один человек? — удивленно пробормотал солдат.
— Вначале их было несколько, но последние минут пятнадцать он оставался один, чтобы прикрывать отход своих, — пояснил второй.
Взрыв гранаты поразил Шестакова наповал. Осколок попал ему в лицо, смерть была мгновенной. При взрыве унтера отбросило немного в сторону. Неподалеку валялся искореженный пулемет.
Немцы бросились к танку, возвышавшемуся впереди.
— Что?! — пробормотал обер-лейтенант, прикоснувшись к чуду техники. — Да это же…
— Просто макет, — подтвердил солдат, который обошел танк, насмешливо посвистывая. — Это называется — выставить приманку.
— Какую приманку? — пробормотал офицер.
— Ну, как вам сказать… Я сам охотник, и такие вот вещи сколько раз приходилось делать, — делился познаниями любитель и знаток природы. — Пускаешь на воду, скажем, чучело утки, да… А потом стреляешь селезня, который к ней и прилетит.
— Молчать! — в бешенстве прошипел обер-лейтенант.
— Как скажете, — пожал плечами солдат.
— Ничего не понимаю, — вслух рассуждал офицер. — Но где же сам танк?
— Видимо, продолжил свое движение в том направлении, — сказал второй солдат, вглядываясь в следы на земле, оставленные настоящим, металлическим, а не деревянным танком.
— Нас обманули! — в бешенстве заорал обер-лейтенант. Он притоптывал и изрыгал ругательства. Его, офицера германской армии, провели, как последнего мальчишку!
Унтер-офицер Шестаков, оставшись прикрывать отход господ офицеров, взял на себя всю тяжесть боя. Он лежал, широко раскинув руки, словно обнимая чужую немецкую землю.
Глава 39
— Ольга! Ольга! — потрясенный не меньше своей невесты поручик старался привести Сеченову в чувство.
Голицын во все глаза смотрел на лежащую перед ним любимую. Он всегда знал ее как девушку, способную удивлять. Сеченова всегда отличалась мужеством от своих подруг и сверстниц, часто — этаких кисейных барышень, видевших героизм и самопожертвование уже в благотворительности для военных и раненых. А уж стать сестрой милосердия в госпитале было для них чем-то сродни подвигу.
Собственно говоря, во многом благодаря необычному, не похожему ни на кого характеру Голицын и полюбил Ольгу. И вот теперь она лежала перед ним в военной форме… Ситуация мгновенно все расставила по своим местам. Словно стеклышки мозаики, в голове поручика завертелись, защелкали узоры, складываясь во вполне конкретный рисунок.
Он потряс девушку, стараясь вернуть ее к действительности.
— Какая трогательная история! — иронически произнес Диркер. Несмотря на всю серьезность ситуации, он старался не показывать своего подавленного состояния. На его полных губах играла презрительная усмешка. Лежа на холодном решетчатом полу площадки, он с ненавистью смотрел снизу вверх на воссоединившихся влюбленных. Второй его коллега еще не успел прийти в себя после того, как здоровенный кулак рядового Российской армии отправил его отдыхать на пол.
Солдаты обступили «прапорщика» со всех сторон.
— Вот ведь как оно бывает, — глубокомысленно изрек Макаров. — Где привелось встретиться, ваше благородие.
Остальные сочувственно глядели на двух молодых людей.
— Да, — протянул Глазьев, ни к кому конкретно не обращаясь. — Это ж просто «Руслан и Людмила»! — В свое время прочитанная поэма оказала на него большое влияние, приохотив к чтению. — Всякие чудеса видал, но такого и в мыслях никогда не было.
— Жизнь, она, брат, главные чудеса и создает, — поддержал разговор Батюк. — В жизни оно такое случается, чего человек и придумать себе не может.
— Зато кто-то сейчас отдыхает, — иронически кивнул Макаров в сторону лежавшего лицом вниз барона Корфа. — Утомился после трудов праведных, бедняга.
Наконец Сеченова открыла глаза. Лежа на руках поручика, несколько первых мгновений она не могла понять, что же все-таки происходит. В такие моменты часто случается, что человек несколько секунд не понимает, где он — во сне или наяву? Ее большие глаза, не мигая, глядели в лицо Голицыну.
— Сергей… — вздохнула она. — Милый!
Ольга, убедившись, что это все же не сон и любимый человек и вправду сейчас перед ней и держит ее на руках, неожиданно коротко взвизгнула и крепко обхватила Голицына за шею. Среди солдат раздались сдержанные смешки. Несмотря на драматизм положения, все происходящее было действительно забавным и трогательным одновременно.
Конечно, девушка была сбита с толку, ошеломлена, и сейчас было совсем не лучшее время для проявления чувств, однако она не могла сдерживаться.
— Да, Оля, я навидался всякого, но ничего подобного и ожидать не мог, — говорил поручик, держа ее руку.
