– Эй, офицер, – окликнула я его. – Ради бога, вы мне не поможете?
– О, да, да, пани, – стражник разулыбался. – Мне подняться?
– Если вам нетрудно.
За считаные секунды я проделала обратную дорогу. Выскочила через запасной выход из спальни (ставший моим спасением) и, просеменив по коридору, глянула на галерею. Полисмен уже скрывался в «компьютерной». Не теряя времени, я спустилась по лестнице, обогнула жардиньерку (участницу недавних событий) и выбралась на улицу. На освещенной аллейке перед домом топтались двое.
– Привет, – я помахала им ладошкой и свернула направо, во мрак. Пока они припоминали, кто я такая, я уже погрузилась в заросли жасмина, примыкающие к дому.
– Э-э… пани, постойте-ка, – прозрел наконец самый смышленый.
– Да нормально, парни! – крикнула я. – У нас есть договоренность с поручиком Кречеком, вы у него спросите…
Пока эти кони там снимали лапшу с ушей, у меня хватило времени свернуть за угол. Прошуршав гравием по дорожке, я вторглась во владения тетушки Моржены и через минуту уже выходила на дорогу. Не по себе как-то. Ночь, пригород, я… Недалеко – старое еврейское кладбище (красотища на кладбище – неописуемая. Но днем). Впрочем, здесь недалеко. За баром «Аметист», на эспланаде перед зданием супермаркета – нечто вроде извозного ряда. Там в любое время машины, даже ночью. До центра – каких-то десять минут…
Отель «Злата Прага» переливался неоновыми огнями. Три часа ночи. Народные гуляния. В отличие от Старого города Нови място в любое время суток запружено под завязку. Народ болтается неприкаянно, пьет пенистый «Праздрой», веселится. Наркоши, туристы, компашки подозрительной ориентации. Никаких проблем. У этой категории гуляк проблемы возникают днем. И то не у всех.
Отпустив такси, я перебежала брусчатку и, немного волнуясь, направилась к роскошным двустворчатым дверям, ведущим в самое чрево комфорта. Пять звезд как-никак.
– Я вас слушаю внимательно, пани, – длинноносый портье со слезящимися глазами обозрел меня с толикой неприятия. Как будто я похожа на путану. Или на особу, которая не в состоянии заплатить за номер в пятизвездочном отеле. И вообще, у него была неважная дикция.
– Я хочу видеть пана Прохазку из 222-го номера, – на одном дыхании поведала я.
Ручонки портье, бегающие по стойке, застыли. Он медленно поднял глаза от моей бутоньерки в петличке и вперился в меня так, словно перед ним не порядочная дама, а какой-то дехканин на джейране.
Вышеназванного номера в отеле не существовало. Второй этаж заполняли офисы разномастных фирм, фирмищ и фирмочек.
Портье прокашлялся.
– Придется подождать, пани.
– Хорошо, – я покладисто кивнула. – Сорока минут хватит?
Длинноносый задумался.
– Полагаю, да, пани.
– Отлично. Я буду в баре.
Не очень-то лестно саму себя приглашать в бар. Намного приятнее, если это делает подтянутый мужчина… Бледно-опаловое мерцание струилось с бархатных стен – отражалось золотом в вычурных канделябрах, играло в галерее расписных сосудов и бокалов. Помимо скучающего бармена, насвистывающего «Джингл белл», и какой-то сонной проститутки, никого в баре не было. Только смазанные тени от предметов. Заказав двойной кофе и полшкалика коньяка на дне фужера, я села за дальний столик. Когда тебя за одну ночь дважды пытаются прихлопнуть, остается один успокоитель – сорок градусов. В тени.
– Пани Шмидт? – вкрадчиво произнесли над головой.
Вот и наш человек в Гаване, пронеслась мысль. Неужто сорок минут прошло?
– Не совсем, – призналась я. – Но для первого знакомства сойдет. Пан Прохазка?
Человек склонил голову.
– Отчасти. По вашей терминологии – до второго знакомства. Вы позволите присесть?
Я медленно допила коньяк.
– Присаживайтесь.
Он сел напротив. Красавчик писаный, право слово. Накрахмален – до хруста. Полубог. Джентльмен. Сексуален… Нет – зашкаливающе сексуален. Не то потомственный дворянин, не то байстрюк во втором колене. Экземпляр просто идеальный. Твидовая тройка, пробор с ранней проседью. Лицо правильное, пытливое, ни капли сна. И не сказать, что парня подняли среди ночи и куда-то пнули.
– Вам больше нечего сказать? – проворчала я.
Человек вежливо улыбнулся:
– Прага не город контрастов.
– А это видно по обилию голубей, – быстро ляпнула я фразу, заученную четыре года назад.
– Замечательно, пани, – похвалил собеседник. – Изволите выпить? Коньяк, бьянко, «Мондоро»?
– Я уже, – покачала я головой. – Спасибо.
– У вас великолепный чешский. Я не слышу акцента.
– Спасибо, – повторила я. Видел бы он меня в начале моей эмиграции. Убитая переездом, с ребенком на руках, без денег, жилья, без связей – вообще без ничего! Но твердо верующая, что жизнь продолжается и никто не даст нам избавленья, кроме меня самой. В таких условиях я бы отдолбила не то что чешский…
– Но давайте будем проще, – собеседник перешел на русский. – Зовите меня Андреем Васильевичем.
– Так я и думала, – горько заметила я. Хотя ни о чем я не думала. Дура потому что.
Он рассмеялся:
– Дело житейское. Я вас слушаю, пани… мм, Шмидт.
Ну что ж, на протяжении последующих десяти минут я только и делала, что говорила. Ничего не скрывая. Что мне скрывать? На руках полный ренонс, у противника полный каре, плюс осведомленность, игра фантазии и все такое. Ситуация «кви-про-кво», когда одно лицо принимается за другое, была бы идеальна в моем положении, но я в нее не верила. Не бывает в жизни такого счастья.
Андрей Васильевич, похоже, расстроился.
– Не говорите мне, что это рука Москвы, – попросила я. – Умоляю вас.
Он покачал красивой головой.
– Простите, Дина Александровна, но это рука Москвы в самом удручающем понимании этой идиомы.
– Вы меня знаете? – удивилась я.
Он развел руками, обнажив на обшлагах перламутровые запонки.
– А как же, Дина Александровна. Мы обязаны знать агентуру. И в лицо, и по именам. И по индивидуальным способностям.
Я растерянно хмыкнула.
– Никогда не выполняла ваших заданий. Я вас впервые вижу.
– А статья о трансфертах?
Мужчина достал из кармана пачку «Кэмела», прикурил от невзрачной зажигалки и задумался. Что-то заставило меня оглянуться по сторонам. Нервы, наверное. Голопузая проститутка – смазливая девчонка лет восемнадцати, уже изрядно наклюканная, запинаясь за столики, подплыла к бару. Стала что-то нашептывать на ухо бармену. Огрызок кожанки – с позволения сказать, юбка – прикрывал только часть задницы. Причем не самую ответственную. Бармен неуверенно, ломаясь между долгом и либидо, качал головой и с высоты положения заглядывал девахе в майку-коротышку. «Драго, Ежка, драго…» – отнекивался он.
