– Понял вас, «Вепрь». Ждем. Да, у нас полный порядок. Милости просим, заждались.
С последними словами небритые губы исказила гримаса. Второй зрил ему в рот и с появлением гримасы тоже усмехнулся.
– Спустись вниз, – бросил первый. – Старика ведут, предупреди. И чтоб ни камушка, ни соринки.
– Яволь, – второй шутливо козырнул и, пригнувшись, шмыгнул в калитку.
Первый глянул на часы. Пошевелил губами и медленно двинулся по проходу. Лицо в полосе тени казалось каменным, глаза шныряли по рядам. Я успела вжаться в пыльный брезент. Первый проплыл мимо, не торопясь и не оглядываясь. На левом рукаве блеснул шеврон: «Министерство чрезвычайных ситуаций. Россия». Вестимо, не Бангладеш… Лицо волевое, маловыразительное и – что очень тошно – славянское…
Поражаясь своей отваге, я на «цырлах» перебежала проход и не успела отдышаться, как заработала новый удар: возвращались первые двое. Мелькнул камуфляж. Отчетливый смешок – еще миг, и мы выйдем на одну прямую. Испытав невероятный шок, я прижалась спиной к ящикам, застыла. Нет, стоять нельзя, в запасе секунда-две. Я дернулась на попятную, в проход. Тот, с каменной мордой, стоял ко мне спиной. Еще момент – обернется. А вдруг впереди опять голоса! Где? – непонятно. Шорох одежд. Шарканье подошв. Не то прямо, не то сбоку: ориентироваться я уже была не в состоянии. Бежать дальше – влипну. Третий – вот-вот обернет гранитную морду и срежет меня очередью (или я его). Единственный выход (или вход) маячил слева, в двух метрах. Узкая дверь в воротах, за ней – чернота. Там можно отсидеться, а когда все пройдут – выскочить. Ведь охрана не стоит у гидранта, как прикованная…
Я обняла сумку и прыгнула в темноту. И чуть не ударилась о холодную стену! Замерла. Впечатления – яркие. Пахнет жженым: запах не настойчив, но вполне ощутим. Под землю, в царствие Аида, вела лестница – подножие первого пролета освещалось красной лампадкой в плафоне. Справа от двери – тьма безобразная, туда я и подалась, предварительно ощупав простенок. И заткнула нос: в углу невыносимо воняло мочой. Так вот куда охранники ходят справлять нужду. Очень мило. На принятие каких-либо решений времени не было – группа людей уже подходила к двери. Страх парализовал ноги – уперевшись спиной в угол, я присела на корточки и закрыла глаза.
– Поосторожнее, Алла Викторовна, здесь приступочка, – вежливо произнес знакомый молодой голос. – Спускайтесь, не бойтесь, я вас поддержу.
– Не беспокойтесь, Александр Николаевич, у меня удобная обувь, – не менее вежливо отозвалась женщина, – я пройду, не суетитесь.
– Вы отдали приказ прочесать окрестности? – проскрипел старик. – Как хотите, Саша, а мне это не нравится. Появление трупа как раз не тревожит: ночью была заварушка, парень мог оступиться и упасть. Но куда подевалось оружие?
– Я понимаю ваше беспокойство, Георгий Михайлович. Мы еще раз обшарим склон. Все встанет на свои места, не волнуйтесь. База окружена плотным кольцом наших людей, ситуация под контролем…
Прошли человек пять. Я открыла глаза. Последним, выдержав приличную дистанцию, вошел охранник с опознавательным знаком МЧС. Встал на входе, задумался. Свет с улицы освещал половину лица – другая словно откололась. На уцелевшей отразились сомнения. Он бросил взгляд в угол и неуверенно почесал мотню. Я обреченно подняла «Кипарис» – один шаг, и нашпигую. Решайся, парень. Я-то убегу, а вот ты…
Но он подготовил мне другой сюрприз. Облегчаться передумал, не время, снял с пояса связку ключей, захлопнул дверь. На ощупь запер и, сохраняя тишину, стал спускаться. А я осталась в кромешной темени, обалдевшая от такого авангардизма.
Ну и ну…
Туманов П.И.
Состояние было отвратительным. Туманова бросало то в жар, то в холод. Щеки горели, потом вдруг начинали леденеть, звериный холод забирался в организм… В завершение захотелось есть. Не найдя в этом ничего предосудительного (банка каши в самолете – разве пища для здорового мужика?), он подтянул к себе рюкзак и, не отрываясь от дороги, порылся на дне. Через минуту уже хрустел сушеными хлебцами, запивая их теплым чаем из термоса. Тоже не еда, но лучше так, чем пухнуть с голода. Ладно, у бабушек в Услачах что-нибудь приобретет – настоящую еду, а не этот корм для энергичных кошек…
Через час езды по буеракам Туманов заметил некоторые странности. По мере удаления от базы «Орлиная сопка» его состояние начинало нормализовываться. Давление не прыгало, как козел по горным вершинам, и кровь приливала в голову значительно реже и в меньшем объеме. И доминанту состояния, в котором он оказался в три часа пополудни, можно было охарактеризовать уже не термином из медицины, а какой-то психоделической категорией. Близкой к сожалению. Словно он мог что-то сделать, но не сделал, и теперь чертовски жаль. По большому счету это нормально. Пусть он трижды умрет от сожаления, чем однажды – от какой-нибудь «тропической лихорадки», которых и в Сибири предостаточно (препарат стелобин из «волшебного» рюкзачка на несколько часов снимет высокую температуру, но не убьет вирус).
Перед Услачами в баке кончился бензин. Туманов выбрался с канистрами в темень кедрача и залил тридцать литров в горловину (должно хватить). Постоял в тишине с сигаретой, прислушиваясь к ощущениям. Все в норме: сердце бьется, желудок не страдает. Старательно затоптав окурок, он тронулся дальше.
На окраине Услачей за покатой, выстланной соломой крышей амбара Туманов вдруг увидел «шестьдесят шестой» с брезентовым тентом. Грузовик стоял впритирку к поленнице дров и попыхивал выхлопными газами. Дверь нараспашку, видна баранка и пустые сиденья. Немного удивившись, но не обеспокоившись (в конце концов, банальный грузовик, не танк «Абрамс»), он продолжил движение. А не доезжая до речушки, его автомобиль вдруг заглох. Дернулся и встал, как вкопанный.
Непонятно, почему он не заглох раньше. Такой аппарат должен глохнуть на каждом ухабе. И опять Туманов не почувствовал подвоха – былое волнение крепко подавило интуицию. Чертыхнувшись, он откинул кожух и залез в исходящее жаром нутро машины. Специалистом не был, но в учебном центре под Хандакайты, помнится, посещал «факультатив» – что-то вроде «Двенадцать способов завести чужой автомобиль и не успеть получить в рыло».
– Эй, сынок, сынок…
Диссонанс какой-то слабый в ушах. Сперва не понял и не среагировал. Продолжал ковыряться в двигателе. Но где-то явно фонило. Словно бормотание приемника, настолько ненавязчиво, что не воспринимается. Но постепенно бормотание усиливалось, становилось ближе:
– Сынок, сынок, сына…
Он оторвался от работы, рассеянно повертел головой. Столетняя морщинистая бабка в платочке стояла по ту сторону ограды и держалась костлявыми пальцами за штакетник. За ее спиной произрастал чахлый огородик, по которому бегали практически голые куры.
Туманов открыл дверцу.
– Чего, мать?
– Сына, бидончик занеси? С водичкой… – Старушенция простерла ручонки к осевшему в землю домику. У крыльца стояла ржавая тележка. В ней бидон с двумя ручками.
