Оставив Алису за камнями, Туманов перебежал опасный участок и, пристроившись за обрывом, осмотрел овраг. Подозрения продолжали подтверждаться. Вода текла по искусственному руслу – дно канала устилала выложенная каменными плитами подушка – и обрушивалась с приличной высоты в двухметровый колодец, обложенный теми же тесаными плитами. Направо от колодца разлом сходил на нет, слева расширялся, сглаживался, превращался в заурядный ложок с елочками на склонах. Разлом, конечно, был естественного происхождения – складка местности, однако, очень удачно приспособленная – а для чего, он, кажется, понял. Другого объяснения не находил. В недрах земли, под колодцем, находится скрытая автономная электростанция, турбины которой вращает вода, падающая сверху. Он попытался выжать из головы что-нибудь дельное. Порой в нем пробуждался мент. Думай, чердак, думай… Ты сыскарь, ты должен анализировать и выстраивать умозаключения. Что там понапрятали? Пусковой комплекс ПВО? РВСН? Нет их здесь. Их вообще осталось «только семеро», и все на дальних окраинах. А если и есть, то к ним ведут приличные дороги, и охраняют их не отморозки. Стратегическое хранилище? База реваншистов от НПФ? Завод по производству пластмассовых мозгов?
Рехнуться можно. Одно понятно – недобрая земля. Флюиды здесь витают какие-то неприятные… Он перебежками вернулся к Алисе. Девочка сидела, сжавшись за камнем, и таращилась на него во все глазенки. Сжалось сердце на мгновение: ну что за детский сад?
– Туманов, мы еще живы? – В его глазах, должно быть, теснилась такая муть, что она совсем испугалась.
Он кривовато улыбнулся.
– Сплюнь. А будешь слушаться, проживешь еще лет семьдесят. Давай, вставай, шибздик, шевели колесами…
Теперь они шли по лесу с максимальной осторожностью. Туманов – первым, Алиса – в трех шагах, след в след. К сожалению, спасительная тьма скоро кончилась. Они вышли в светлый березнячок со стелющимся по земле папоротниковым ковром. Он успел среагировать: швырнул Алису лицом вниз и сам присел, судорожно бросив палец на спусковой крючок.
Начиналось самое ненужное. Впереди показались люди!
– Ползи туда, – Туманов ткнул пальцем вправо от себя, где за низкорослой лещинкой виднелись продавлины в земле.
Алиса в армии не служила и по-пластунски ползать не умела. Ползла по-граждански. Ладно, хоть попа не выше папоротника… Он пристроился ей в пятки, и через минуту оба лежали за лещинкой, тяжело отдуваясь. Мелковато здесь. Он бы с удовольствием окопался.
– Ничего себе новости… – выговорила Алиса. – Туманов, если мы так будем выдрючиваться…
Он заткнул ей рот грязной ладонью.
– Алиса, молчи, умоляю, а то под хвост получишь…
До людей было метров семьдесят. За березами явственно различалась суета. Сооружение, похожее на холмик, размером с рубку подводной лодки, окружали парни в грязно-пятнистом камуфляже. Отдельные курили. Там располагался какой-то странный городок. Низкие строения, похожие на картонные, замысловатая полоса препятствий – надолбы, водоемы (с крокодилами?), тренировочная «мышеловка» из колючей проволоки. «Интересно, как это выглядит с воздуха?» – озадаченно подумал Туманов. Хотя, если допустить, что строили грамотные люди, возможно, никак. А зачем это?
Будто из ниоткуда материализовались новые люди. Тесно сбитая компания, числом с дюжину, собралась у холма и стояла молча, не обращая внимания на находящихся по соседству людей с автоматами. Вся тусовка, как на подбор, чернявая, в темно-синих балахонах до колен, взоры в землю, руки по швам. Вылитые мракобесы из какой-нибудь модной ныне шизанутой секты «кришнаитов-сатанистов-надцатого дня»…
– Тунгусы какие-то, – фыркнула Алиса.
Или «монголоиды»… Знакомые лица. Они все такие похожие.
– Запоминай, Алиса, – шепнул он. – У тебя глазки острые.
– Ага, – огрызнулась Алиса, – мне врач очки прописал. Правда, отец так и не заставил их надеть… Я их в жизни не надену.
– Умница, – похвалил Туманов. – У кого четыре глаза, тот похож на водолаза.
Сквозь пространство долетел повелительный оклик. Компашка качнулась. Распахнулись невидимые врата в холме – люди в балахонах, выстроившись по одному, стали пропадать. Парни в форме, побросав окурки, подались за ними. Через минуту остался один – невысокий, плотно сбитый. Забросил автомат за спину и, пиная камушки, стал прохаживаться по пятачку напротив холмика.
От напряжения разболелась голова. Словно нарочно сузили пространство. Предметы, расположенные в визуально доступной плоскости, отступали, теряли объемность. Сооружения казались картонными, военный, прохаживающийся по запретной территории, – плоским, вылитым в тонком штампе оловянным солдатиком. Память, возбужденная ассоциациями, продолжала измываться. Май восемьдесят пятого, три недели до дембеля. Еще не вступил в силу антиалкогольный указ, но население уже в курсе. Пьют про запас. А в армии – свои фишки. Канун сорокалетия Победы – из Москвы едет строгая комиссия. Ей непременно нужно пустить пыль в глаза, дабы не осрамиться. В части аврал, пашут все – от новобранца до генерала. Расцвет покрасочных работ – травку красят в зеленый цвет, «колючку» – в «металлик». Хохот стоит всеобщий. И вдруг за сутки обнаруживается страшное: на самом видном месте, между столовой и стендом наглядной агитации зияет выгребная яма, куда суточный наряд по кухне ежедневно сваливает горы нечистот. Звучит команда: убрать! А убрать нельзя – куда прикажете нечистоты? Обнести стеной тоже никак не успеть. И материала нет. Лучшие умы чешут в репах, и рождается смелый замысел. И вот гениальный художник ефрейтор Рудик Флешман из пятой роты при поддержке трех дневальных за ночь создает шедевр – практически полотно: рисованый гуашью на склеенном картоне муляж теремка. С окнами, дверью – как положено. Издали не отличить, а близко подойти комиссия вроде не должна, у нее строгий маршрут, за флажки – ни в коем случае… Она и не подошла. Но не учли фактор стихии – а голый картон на сквозняке между строениями – это парус на корабле. Как раз в момент прохождения высокой краснолампасной комиссии вся эта красотень возьми да и рухни от ветра. Не выдержали распорки, держащие муляж… Хлопок, взмыла пыль столбом, и такое ощущение, что теремок провалился в выгребную яму, которая предстала во всей своей живописности. «Ёжкин брамсель…» – только и ахнул комбат. «Мина попала», – не подумав, прокомментировал прапор из новеньких… Потом звонко имели всех. Комиссия имела комбата, комбат имел комсостав, а особенно прапора, комсостав, в свою очередь, имел военнослужащих срочной службы, а те – ефрейтора Флешмана, который вроде был и не виноват…
Туманову показалось, эти сооружения тоже сейчас повалятся, взметнется пыль, и останется лес – простой лес без всяких тайн и нечистой силы…
– Знаешь, Алиса, потягивает меня что-то на противоправный поступок, – задумчиво изрек Туманов, поглядывая, как часовой совершает протяжный зевок, постукивая ладонью по распахнутому рту.
– Как это? – испугалась девочка.
Он шутейно ощерился, подыгрывая под блатного.
– А конкретно, Алиса. Шило в бок, и в отвал до хазы. В натуре… Пойду я, побазарю. Очень надеюсь, он курящий. А ты сиди.
