А как она протекает?
Ответов не было. «Бастиону» на слово я не верила. Он охотно пойдет на жертву. Да и какая я ему жертва? Голь делегированная, место пустое. Даже не сотрудница… Меня схватят, Туманов будет дальше удаляться от мира, а кое-кто – праздновать победу. Кто мы такие, чтобы ради нас рвать жилы?
Нужна была СВОЯ игра.
Они вернулись какие-то пришибленные. Будто каждого из них по очереди приложили дубиной, не дали упасть и отправили «до хаты». Ни слова не говоря, вошли по одному и принялись угрюмыми привидениями рассасываться по койко-местам. До ужина, выходит, оставалось время.
– Вы не с похорон? – поинтересовалась я.
Вопрос проигнорировали. Я вздохнула:
– Какие-то вы сегодня не говорливые, ребята.
Опять мимо кассы. Поглумились над ребятами основательно. Они не только отяжелели душой и телом – у них даже языки отказывались шевелиться. «Курс молодого бойца» проходил с должной интенсивностью. Если до обеда их выжали физически, то до ужина – морально. Либо гипнозом обрабатывали, либо воздействовали одним весьма распространенным, хотя и не известным широкой публике веществом. А по ходу читали лекцию.
– Я не знаю, что с вами сделали, ребята, – решилась я, садясь по-турецки на свое одеяло, – и не хочу проводить параллели. Но поработали над вами славно. Чем занимались? Моральной накачкой? Закалкой психики?
– Сделай одолжение, Нинка, заткнись, а? – испуская дух, прошептала откуда-то снизу Олеся. – И не доставай больше, а то убьем…
– Урок психологического мастерства… – молвил как из преисподней Шарапов. И понес какую-то околесицу. – Мы должны перешагнуть через эту грань… Узкая клеть шахтного подъемника, уходящая под землю… Ты едешь, а вокруг тебя сжимаются стены… Твоя клеть едва протискивается… И вот ты застреваешь, а вокруг холодная земля… Она давит на тебя, она не дает дышать… Это невыносимо, Нинка, это жестоко… но через это нужно перешагнуть…
Хотя, в принципе, и не околесица. Искусственное создание обстановки кошмара, для пущей драматичности усиленной парáми вариации А-1, вызывающей чувство гнетущего страха и желания истязать себя. Клин клином. Один из первых этапов на пути к совершенству.
– Стучитесь, вас откопают, – сглотнула я.
– Она не понимает, – процедил Терех, – она меня злит… Ребята, мне так хочется завести ей руки за спину и подвесить на крюк. А потом медленно подтягивать на веревке к потолку. Так медленно, с чувством, с толком… У нее льется пена изо рта, она что-то лопочет, хрустят, ломаются суставы… Если Нинка меня будет дальше злить, ребята, я ее точно подвешу…
Тут я и решилась на совсем отчаянный шаг. Курсанты, пребывающие в плену дурмана, не были окончательно заторможены. Пусть их мутило и корячило, но отчет происходящему, судя по отдельным репликам, они отдавали.
– На вас испытано мощное оружие, – сказала я. – Как жалко, что меня не оказалось с вами в трудную минуту. Наполовину оно лекарство, наполовину боеприпас. Это вещество делает нас сильными, бесстрашными и непогрешимыми. Но враг тоже не сидит сложа руки. С целью подточить наше славное совершенство они изобрели в своих лабораториях препарат С-5, парализующий волю и развязывающий язык. Но им этого мало. В засекреченных кулуарах прошел испытания новейший препарат – С-8 – выверенная смесь аминных кислот, барбитуратов и барбамила – амитал-нитрата, многократное применение которого снимает установку на покорность, перестраивает внушение, а кратковременный курс или даже разовая инъекция с небольшим превышением дозировки уже с первого раза способны прояснить разум. Нам нужно заполучить это лекарство… НАМ нужно заполучить это лекарство… – я сделала ударение на первом слове. – До той поры, пока не произойдет решительное событие… – я почувствовала, как со спины градом хлынул пот. Но отступать было некуда, да и поздно, – вот именно, ребята, пока не произойдет решительное событие!.. И если мы его не получим, этот препарат, то оно и не произойдет… Мы не сможем, нет, ребята, мы просто не захотим работать дальше… – я замолчала.
– Эй, Нина… – раздался в зловещей тишине вымученный голос Зарецкого. – Извини, а ты с кем сейчас разговаривала?
– Бредит, – вздохнул Олег Брянцев.
– А ей-то с чего бредить? – удивился Терех. – День-деньской задницу мнет, а теперь она бредит. Чудновато как-то.
– Чегой-то ты, Нинок, действительно загнула, – подала удивленную реплику Олеся. – Сама-то поняла, что сказала?
А закончил «перекличку» Шарапов.
– Я тоже буду чудить, – признался он. – Хочется – невмоготу. Башка кругом носится… Один день остался… Две ночи…
А что касается меня, то я помалкивала. И не то чтобы убивалась. Кажется, я русским языком выразилась.
Ожидание вылилось в затяжную муку. Что-то должно было произойти этой же ночью – я не сомневалась: вряд ли агент пренебрег бы демаршем. Я была готова ко всему: к разборке, к долгим уговорам, посулам. Но то, что произошло, спутало все мои карты. И несмотря на «боевую готовность», напугало до коликов. Я проснулась от подспудного беспокойства. Какое-то время лежала с закрытыми глазами, боясь их открыть, и напряженно вслушивалась в жутко фонящую тишину. И вдруг услышала легкий вздох – кто-то стоял рядом!.. От подобного звука я, наверное, и проснулась. Напряглась. И через несколько секунд почувствовала – какой-то мерзкий паук забирается под подушку… (В розовой стройотрядовской юности не раз устраивались подобные подлянки: кладешь жертве на постель сливающуюся с простыней длинную нитку, а когда жертва ляжет и уснет, начинаешь ее медленно вытягивать. Пробуждение от леденящего ужаса гарантировано.) Я дернула головой. Но не успела ни глаза открыть, ни приподняться – на мои веки улеглась рука – горячая, как конфорка… Намек предельно доходчив – лежать!.. Паук закончил хождения и уже выбирался наружу. Руку убрали, но в тот же миг поехало одеяло, натягиваясь на голову. От страха я потеряла чувствительность – предательская анестезия сковала конечности… Почему? Я ведь в целом не трусиха… Одеяло прикрыло макушку и стало сворачиваться «домиком» – плотно затыкаясь под затылок. Откуда-то раздался голос. Или даже не голос, а некая сконцентрированная сила мысли прошла через одеяло, голову, вонзилась в мозг и приказала:
– Спа-а-ать…
Я лежала ни жива ни мертва. Ни тяти, ни мамы. Воздействие пропало, человек тоже, осталась тьма густая и шершавое одеяло, щекочущее нос. «Гипнотизер, – подумала я. – Фокусник. Как занятно». Оцепенение стало проходить, но навалилось расслабление – очень знакомый предвестник сна. Боясь стянуть с себя одеяло, я навострила уши – пока не поздно…
И где-то далеко, за тридевять земель, услышала слабый скрип пружин – человек обустраивался на кровати…
То, что лежало под подушкой, я рассмотрела лишь наутро – когда на полминутки уединилась в туалетной кабинке. Вещица небезызвестная. Фирма «Марион Файлер» – один из авторитетнейших в Европе столпов медицинской промышленности. Маленький такой титановый баллончик-шприц – распространенный в иностранных спецвойсках инструмент для разовой инъекции. От столбняка, от тропической лихорадки, от обморока – от любой напасти на свете. Смотря чем наполнишь. Но снабжают с готовыми лекарствами. Наполнять не надо. Снимаешь пленку, отвинчиваешь колпачок. Легко нажимаешь на вогнутую мембрану – выезжает игла. Жмешь сильнее – срабатывает крохотный пневмоцилиндр и выплескивается раствор. Лучше в мышечную ткань. Просто, как покушать. Лишь бы с назначением не намудрить.
