Никто не шевелился. Смотрели на Туманова с неясным укором.
– Почему на запад? – пожал плечами Газарян. – Можно на юг, можно еще куда-нибудь.
– Я пойду налево, я пойду направо, – напевно забормотала Оксана.
– Я ведь королева, я имею право, – закончил Газарян.
– На запад, – повторил Туманов. – Там цивилизация и все связанные с ней удобства. Затеряемся среди людей, отсидимся неделю-другую. Позднее свяжемся с людьми из одной организации, с которыми, хочется верить, я пока не поссорился. Хотелось бы напомнить вам: операция в Баренцевом море, какие бы цели она ни преследовала, провалилась. Лица, ее организовавшие, постараются сохранить репутацию и заметут следы. Западню, в которую попал спецназ, преподнесут в выгодном для себя свете. Поэтому опасаться нам следует не только людей, связанных с «островитянами», но и бывших коллег. Узнав, что остались живые, наши боссы запросто могут отдать приказ о ликвидации. Им не привыкать.
– У тебя, похоже, богатый опыт, Павел Игоревич, – погрустнел Газарян, – по части выпутывания из подобных ситуаций. Ну что ж, я не возражаю вверить тебе сохранность своей жизни. Обещаю повиноваться, стойко сносить тяготы и лишения...
– Полагаю, родственникам сообщат о нашей героической гибели во славу возрождающейся России, – сказал Туманов. – Как у нас насчет родни? Жены, мужья, короеды по лавкам?
– Был у меня когда-то муж, – сообщила Оксана таким тоном, словно выдавала страшную тайну, – но это был пробный брак. Вернее, мы так договорились, что у нас пробный брак. А потом все это случилось... – Она замолчала, не зная, стоит ли продолжать.
– Ни звука не понял, – признался Рудик. – Расстались, да? И что же твой бывший в употреблении?
– Он умер...
– Так ты у нас веселая черная вдова? – Газарян хихикнул и осекся. Девушка посмотрела на него пристально, покачала головой.
– Вот странно, Рудик: когда ты куришь, используешь фильтр, а когда говоришь...
– Фигню спорол, согласен, – признался с покаянным видом Газарян. – Прости.
– Окончила в 2000-м библиотечный колледж по «архивной» специальности, – глухо рассказывала Оксана, – познакомилась с Артемом, стали жить. Квартиру снимали. Он старшим опером трудился в райотделе, я бумажки перебирала в хранилищах Ярославской администрации. Смена власти – как первый снег для коммунальщиков... Руководство УВД сменилось полностью, режим ужесточили до полного маразма, многих повыгоняли. Меня тоже выставили на улицу – завели какое-то дело, фамилия, видите ли, не понравилась, хотя фамилия самая что ни на есть немецкая. Приехали ночью – как в 37-м, на «черном вороне»; Артем повел меня через чердак, по пожарной лестнице. Стрелял, когда полезли. Я даже не поняла, что его ранили. Когда привез меня к своим уволенным друзьям из милиции, оказалось, что у него полживота разворочено. Пока бежали, держался. А как увидел, что я в безопасности, расслабился, сознание потерял и сразу умер. Я в деревне жила год, потом свели с полковником Халиловым, руководящим подпольем в Ярославле. Участвовала в нескольких операциях – похищение крупной шишки из НПФ, теракт в городской тюряге, когда ребята постреляли охранников и освободили три десятка заключенных; перевезла несколько еврейских семей из столицы в Тверь. Там машину водить научилась, а до этого ручник от ночника не отличала. Когда опять сменилась власть и МЧС возобновило работу, пошла работать в его структуры. В прошлом году перевели в Муромское управление... Родственников нет, – вернулась она к началу разговора, – мать с отцом умерли, когда я еще под стол пешком ходила, о существовании прочей родни даже не подозреваю...
– Рудик, конечно, не женат, – улыбнулся Туманов.
– После первой не женюсь, – напыщенно заявил Газарян. – После второй, впрочем, тоже.
– Он просто бабник, – объяснила Оксана, – А бабники редко думают сразу о всей бабе, так что семейная жизнь для таких особей равносильна жизни на Плутоне.
– Ну да, предпочитаю нелимитированный секс. Та же история, командир. Некому сообщать о моей преждевременной смерти. В живых остался только отец, живет в Хабаровске с молодой женой. Когда я устраивался на работу в Коломенский гарнизон, данных о нем в отдел кадров не предоставлял. В путь, Павел Игоревич?
Они зарыли оружие и остатки снаряжения под сосной, спрятали под верхнюю одежду пистолеты. Туманов скептически оглядел свое войско. Длительная остановка возле первого же норвежского полицейского была обеспечена. В России подобную публику в рваных фуфайках сочли бы за бомжей, а кем их сочтут в Европе, еще предстояло узнать.
Они отправились на юго-запад, увязая в глубоком снегу. Сосняк тянулся бесконечным массивом. Газарян шел первым, остальные по его следам. Воздух был сухой, минусовая температура переносилась легко – во всяком случае, какое-то время они не мерзли. По глубокому убеждению Туманова, вдоль берега моря должна тянуться дорога (в любой стране мира вдоль моря тянутся дороги), и пусть не всегда она вплотную примыкает к береговой полосе, но обязательно должна быть. Остальные к данному мнению относились скептически, но пока не ныли.
Неприятности начались одновременно с переменой рельефа. Потянулись покатые лесистые холмы. Туманов предложил взобраться на ближайший и хорошенько осмотреться. Возражений не последовало. Газарян храбро двинулся на штурм сопки, но, не осилив и половины, съехал вниз. Сдвинулся метров на пятнадцать, храбро двинулся на штурм... и провалился в снег почти с головой. Павел бросился его вытаскивать... и сам ушел под толщу снега. Рыча и матерясь, они стали растаптывать «плацдарм», соорудили себе по окопу, а когда уже были готовы отправиться в обратную дорогу, обнаружили занятную картину. Оксана и не думала участвовать в их веселой возне. Пока они копошились, как дети, она отправилась в обход, нашла участок, где ветер выдул снег, и запросто вскарабкалась на вершину.
– Всем привет! – помахала она перчаткой.
– Вот выдра, – ругнулся Газарян.
Послышался неясный гул, они насторожились. Девушка завертела головой, присела. Потом посмотрела наверх, ахнула и прыгнула вниз. Она катилась к ним на попе по снежному склону, глаза ее блестели от возбуждения.
– Прячьтесь, вертолет! – выдохнула она.
Гул становисля резче, надсадее. Оксана, растопырив руки, протаранила Туманова, повалила в яму. Снег засыпал их, он чувствовал ее дыхание на своих губах и испытывал при этом сложные чувства. Было тяжело, больно... но приятно. Снег забился в рот, Павел кашлял, пытался стряхнуть с себя перепуганную девушку. А она, наоборот, нагребала на них снег, жалась к Туманову. Голова осталась, к счастью, на поверхности. Он видел, как низко над лесом, почти касаясь макушек сосен, протащилось брюхо вертолета. Сердце сжалось – брюхо замерло аккурат над ними (или показалось?). Вращался винт, стальная махина покачивала боками. Это была какая-то странная машина. Один ее бок был красным, другой грязно-серым. Сосны дрожали, осыпалась хвоя. На мгновение показалось, что сейчас весь снег, которым они усыпаны, разлетится, останется черное на белом, и люди в вертолете будут радостно потирать руки. Страх выгибал позвоночник. Но вертолет пошел дальше – уползло брюхо, теперь оно тарахтело где-то в стороне. Потом этот устрашающий звук сделался глуше, превратился в несущественный фон, потом и вовсе растворился в лесу. Оксана дышала Павлу в лицо, смотрела на него огромными зелеными глазами. Вставать она, похоже, не собиралась. Как-то непроизвольно Павел обнял ее. Она улыбнулась заиндевевшими губами.
