Размышляя на тему, что в мелочах Левиц не лукавил, Туманов вернулся на лужайку. Оркестр исполнял что-то медленное, душещипательное. Он присел на свободную лавочку под сенью олеандра, начал разбираться с местными условиями. Публика оккупировала столики, несколько пар танцевали на импровизированном танцполе. Рекой текло шампанское, между столиками носились надрессированные официанты. Факелы горели по периметру лужайки. Вспыхивали жадным пламенем жаровни – повара в них что-то подливали. Павел нашел сенатора Стэнхилла. Хозяин особняка являлся центральной фигурой вечеринки. Он восседал в центре «банкетного зала» – вместе с супругой, еще с какими-то типами. Сенатор много не пил – гремели тосты, он поднимал фужер с искрящимся напитком, пригубливал и ставил на место. Неустанно улыбалась и смеялась его супруга Глория (и как хватает сил улыбаться и смеяться?) – болезненно худая особа с бескровным лицом. Сенатор общался со многими людьми. Кое с кем – не по разу. Кто к нему тянулся больше других? Туманов старался запомнить лица. Двоих он уже знал – Тоби Эмерсон и его белокурая жена Сьюзан. Слащавый тип, он терпеть не мог таких людей – подобострастных лизоблюдов с фигой в кармане. Тоби вился вокруг сенатора, толкал дурацкие шутки и сам же над ними хихикал. Их столик стоял неподалеку от столика Стэнхилла. Супруга Эмерсона Сьюзан участия в вакханалии не принимала, тянула шампанское, сдержанно улыбалась. Если что-то спрашивали, она отвечала. Не такая уж уродина, как расписал Темницкий. И вечерний наряд, дополненный ожерельем из кораллов, ей очень шел. А вот печальная – это точно. Особенно глаза, большие, круглые, напоенные нездешней меланхолией. В иной обстановке он мог бы и приударить за такой дамой. Павел, кажется, догадывался о причине ее печали. Внимание привлекла еще одна особа – классическая женщина-вамп. Высокая, стройная, черноволосая, со смеющимися глазами – она сидела за столиком по правую руку от сенатора и с трудом себя удерживала, чтобы не коснуться его бедра коленкой. Густые волосы сплетались на макушке в причудливую башню, что отнюдь не портило даму, вечернее платье представляло одно сплошное декольте (особенно сзади). Она заразительно смеялась, запрокинув голову. От внимания не укрылось – супруга сенатора посматривает на нее с нескрываемой неприязнью. И спутник дамы-вамп не составлял конкуренцию сенатору – какой-то маслянистый, постный, со щеточкой усов под носом. Он почти не смотрел на свою спутницу, вертел головой, словно выискивал кого-то в толпе.
Особняком сидели Темницкий, конгрессмен Макгилберг с женой Этель. Наблюдать за ними было сущим удовольствием по Фрейду. Но троица меньше всего волновала Туманова. С этими все понятно. Конгрессмен симпатизировал российскому бизнесмену. Или интересы, простирающиеся на российский бизнес, заставляли изображать симпатию. За своими стараниями он не видел, что происходит у него под носом. Темницкому не чужд был дух авантюризма. Когда конгрессмен отворачивался, мужчина и женщина устремляли друг на дружку такие пронзительные взгляды, что спина покрывалась мурашками. Временами к сенатору подбирался упитанный тип с роскошным чубом и славянской физиономией – энергично что-то говорил, жестикулировал. Сенатор нетерпеливо кивал – мол, позднее. Отметились еще несколько человек – явно не на последних ролях. Уже помянутый чернокожий толстяк в смокинге – вальяжный, едва помещающийся на стуле. Сухарь лет пятидесяти – жилистый, невысокий, с военной выправкой, у него был трубный раскатистый голос, он мог перекричать любую вечеринку, что и делал, когда хотел по какой-либо причине объявить тост. Был еще один тип – довольно плотный, с кошачьей походкой, у него были длинные вьющиеся волосы и очки в золотой оправе. На плейбоя субъект не тянул, но на статус «богатенького буратино» – вполне. Большую часть времени он сидел, развалившись на стуле, вытянув ноги и неторопливо потягивая коктейль.
За кустами объявилась нетрезвая парочка, явно претендующая на скамейку. Сдавленно хихикнула женщина, откашлялся мужчина. Туманов поднялся, чтобы не пускаться в разговоры, смешался с толпой у жаровен. И вдруг почувствовал взгляд. Он начал шарить глазами по толпе. На него смотрела с любопытством, прищурив глаз, женщина-вамп. Павел рассеянно скользнул по ней глазами, сдержанно улыбнулся, скользнул в тень. Почему она так на него смотрела?
– Минуточку, Алексей Михайлович, можно с вами поговорить? – Темницкий схватил его за локоть, оттащил в сторону.
– О, конечно, Артур Кириллович, – Павел улыбнулся, расточая елей, хотя уместнее было бы двинуть бизнесмену в скулу – слишком больно тот сжал ему локоть.
– Послушайте, как вас там… – забурчал Темницкий, склоняясь с высоты своего роста. – Меня не может не волновать сложившаяся ситуация. Вы неплохо повели себя при встрече с сенатором, но что будет завтра, когда состоится ответственный разговор? Одно дело – отделаться общими фразами, когда никому до тебя нет дела, и совсем другое – когда мы начнем подробно разбирать текущие дела. Почему я должен ставить вас в известность о своих делах? Это, между прочим, конфиденциальная информация.
– Успокойтесь, Артур Кириллович, – Туманов украдкой посмотрел по сторонам. – Согласен, о ваших закулисных делишках и попрятанных по шкафам скелетах мне ничего не известно. Ваш помощник умеет хранить язык за зубами. Не нужны мне ваши секреты. От своих не знаю куда избавиться. Придется пойти на конфуз, Артур Кириллович. Прикинусь больным, а вы скажете сенатору – съел чего-то, рвет крупнейшего специалиста вашей компании, просто не в состоянии думать и говорить. Вполне естественно – а стало быть, не безобразно. А я уж прикинусь хворым, не волнуйтесь. Кстати, если хотите, чтобы все выглядело естественно, накормите меня сырой рыбой – эффект, уверяю вас, будет великолепен.
– Черт вас побери, вы мне провалите весь бизнес!
– Уверен, что нет, Артур Кириллович. Через час все гости будут в дым пьяны, а наутро половина из них сляжет. Что вам мешает через день-другой вывести в свет настоящего Алексея Михайловича? Срочная замена – один выбыл, другой влился, и, кстати, тоже информированный и грамотный специалист.
– Вам бы адвокатом работать – доказывать, что убийца – не убийца…
– Уймитесь, Артур Кириллович, развлекайтесь, не думайте о том, что будет завтра. Кстати, дельный совет – ведите себя посдержаннее в отношении Этель. Умерьте, как говорится, похотливые мысли и скабрезные намерения. Конгрессмен, положим, лопух, но остальным все видно.
– Послушайте, это не ваше собачье дело…
– А мне вот кажется, что у вас уши заалели. Не вижу в темноте. Потрясающее российское безрассудство и беготня на поводу у чувств. Лично мне до лампочки. Другим, надеюсь, тоже. Вы как ребенок, Артур Кириллович, – не хотел бы раздавать вам советы, но один, по крайней мере, назрел. Девчонок не хватает в ваших Куршевелях?
– Послушайте, я сейчас вас тресну!
– А я сдачи дам, Артур Кириллович. Симметричный ответ, как говорится. Идите-ка вы к чертовой матери и следите прежде всего за собой.
Туманов приветливо улыбнулся, махнул бизнесмену ладошкой и растворился в темноте. Но темнота не была необитаемой. Две тени выросли перед глазами, и прежде чем он успел среагировать, забормотали, перебивая друг друга:
