Собрать народ мы не успели – Хижняк, Шафранов, Топорков рыскали где-то по дому. С грохотом взлетела крышка подпола, и на меня, гудя, как паровоз, набросилось нечто. Обжигающий удар в живот, я выпал в аут. За первым вылетел второй, Корович выстрелил, но явно не туда. Его толкнули, он отлетел к печке, на голову посыпались крынки, плошки, ковшики. Двое незнакомцев бросились из дома, сбили бегущего им навстречу Топоркова и спрыгнули с крыльца. Они неслись по двору, прыгали по грядкам и уже выходили на финишную прямую к сеновалу, когда я открыл по ним огонь. Обойма в «стечкине» вместительная, но стрелок из меня в эту ночь был так себе. Первый выпал из поля зрения, второй закричал от боли, стал вертеться юлой. Похоже, я попал ему в руку. Рана не смертельная. Бросился дальше. Я кинулся за ними, в несколько прыжков одолел двор, влетел за сеновал, но их уже и след простыл. Колыхались в полумгле заросли бурьяна. Два шага до леса. Ушли, гады! В сердцах я выпустил в «молоко» несколько пуль, сплюнул и потащился обратно. Корович, тяжело дыша, выбежал на крыльцо.
– Не спеши, – проворчал я, – не фартовая сегодня ночь...
– Не скажи, – отдуваясь, сообщил Корович. – Была бы не фартовая, мы бы уже не жили... Нет таких ошибок, которые нельзя бы потом исправить... Ладно, давай в дом, там мужики чего-то орут...
Мужики орали о том, что нашли в подвале симпатичную бабу. Она плачет, уверяет, что не в теме, считает себя пострадавшей стороной. Мы сгрудились все впятером у створа люка. Картинка, конечно, маразматическая: пятеро побитых мужиков таращились на черноволосую, отчасти привлекательную девушку с тонким носом и большими сумасшедшими глазами, которая тянула к нам тонкие руки и сбивчиво умоляла вытащить ее из подвала. Лестницу под ногами она, надо думать, не видела. Коллеги начали истерично похихикивать. В подвале, кроме девушки, никого не было. Горели несколько свечей, имелась кушетка с наваленными тряпками, пара колченогих табуретов и старый развалюшный шкаф. Для хранения солений и самогона подполье, видимо, не использовалось.
– Спасите, спасите! – умоляла девушка. – Будьте же добры!
– А ведь с ней что-то не в порядке, – обнаружил не последний эксперт по прекрасному полу Шафранов. – Что делать будем, мужики?
– Конечно, с ней что-то не в порядке! – вскричал Топорков. – Сидит девушка в подвале глухой ночью и просит о помощи – это нормально?
– Мне одному кажется, что происходит что-то не то? – задался резонным вопросом Хижняк.
– Закрывай, – распорядился я, – не убежит.
Мы навалились и захлопнули крышку. Мольбы о помощи стали глухими и воспринимались уже если не естественно, то вполне терпимо. Гуськом мы побежали во двор. Корович подобрал пистолет таинственного (и, несомненно, мертвого) незнакомца, а я – какую-то штуку весом граммов шестьсот, напоминающую утолщенный портсигар. Сунул в карман – потом разберемся. Мы стояли возле тела. А то лежало ничком с подогнутыми коленями. Человек при жизни носил утепленный прорезиненный плащ, застегнутый на все пуговицы, и капюшон на голове, замкнутый под горло на молнии. И вся мистика. Возможно, он недавно пришел (или приехал). Ночь была не столь уж дождливая (если не сказать большего), но ночная температура в Каратае достаточно низкая; вероятно, он просто боялся простыть или перенес недавно болезнь. Неприятное чувство охватило меня, когда Хижняк сел на корточки, чтобы перевернуть тело. Теперь не только ему казалось, что ночь проходит не по плану. Он перевернул тело, и мы тоскливо уставились на покойника.
– Впервые вижу, – резюмировал Хижняк.
– И я, – сказал Шафранов.
– А я – тем более, – поспешил сообщить Топорков.
– А вот старшой, похоже, не впервые, – подметил Корович, посветив мне в лицо. Я молчал. В горле пересохло. Мурашки ползли, волосы шевелились. Ноги сделались жидкими и куда-то поплыли. А все это – на фоне обильного потоотделения.
– Мы попали, мужики, – прохрипел я, не в силах оторвать взгляд от бледного, невыразительного лица мертвеца. – Что, Николай Федорович, нет, говоришь, таких ошибок, которые нельзя исправить? Это Филиппыч, рожа из особо приближенных к императору... Что же мы наделали, мужики...
Я, спотыкаясь, стал им излагать, кто такой Филиппыч и в каких отношениях он состоит с Благомором. Коллеги потрясенно молчали.
– Какого же хрена ты его пристрелил, Андреич? – пробурчал Хижняк.
– Он бы Коровича убил, – резонно отозвался я. – Руки дрожали, выискивал мишень покрупнее – стрелял в корпус... Даже останься он живой – мы бы обрели такие неприятности... В жисть бы не отмылись.
– Все правильно сделал, командир, – глухо бросил Корович. – Спасибо, кстати, тебе огромное. Так не хотелось в лучший из миров в расцвете лет...
– Это что же, – задумался Шафранов, – заговорщиками, как видно, тут не пахнет. Скрывающийся в Торгучаке киллер – звонкая липа. Подстава, однако, Михаил Андреевич. Филиппыч тут вдали от шефа обтяпывал свои дела, разыгрывал, так сказать, левую карту, а твой так называемый информатор...
– Неверное умозаключение, – возразил я. – За этим типом я давно наблюдаю... Филиппыч никогда не решится на самодеятельность. Он предан Благомору по самые гланды. Может действовать только с его ведома и по поручению... О, мать святая...
Я понял, во что мы влипли. Нас действительно красиво подставили. Кто-то знал, что Филиппыч с двумя подручными чем-то занимается в Торгучаке по приказу Благомора. Это «что-то» связано с девушкой в подвале, но об этом позднее. Нельзя плодить сущности – их и так многовато развелось. Кто-то знает, что Плюгач мой информатор, с ним проводится соответствующая работа, сочиняется «на коленке» подходящая история про то, как «киллер вышел из леса...». Значит, кто-то способен обеспечить Плюгачу гораздо больше неприятностей, чем могу обеспечить я! А стукачу, по сути, какая разница, кому стучать? Нет меня, и никто не знает про историю, случившуюся в ИВС города Новокузнецка. А не застрели я Филиппыча, мы бы все равно огребли такую гору (слежка за «ответственным» работником, взлом, проникновение...), которая в свете моего текущего шаткого положения стала бы лавиной...
Я смотрел на лица коллег, окутанные мглой, и с прискорбием понимал, что подставили не только меня, но и всю группу. Нельзя моим подчиненным возвращаться на базу. Двое сбежавших непременно поведают боссу своего босса, как группа Лугового расправилась с Филиппычем. И уж теперь-то Благомор не будет щедр на похвалу. Он на кусочки нас порвет! А потом уж будет разбираться, что произошло. И даже догони мы этих двоих, ликвидируй, все равно остается «тот, кого мы не знаем, а он знает ВСЕ». И выпутаться из этого клубка будет ох как сложно...
Они смотрели на меня, молчали и, кажется, начинали догадываться, что история куда серьезнее, чем можно представить. Мой единственный бледный шанс – взять за горло Плюгача и вытрясти из него душу.
– Слушай мою команду, – хрипло вымолвил я. – Отставить панику. Выпутаемся. Хватаем девицу и живо валим отсюда. Место назначения – «блат-хата». По дороге путаем следы. Там вы остаетесь и добываете из задержанной показания – деликатно по возможности, – а я нанесу кое-кому визит в Мерзлом Ключе. Отчаянно надеюсь, что еще не поздно...
