– Сейчас посмотрим, как они не появятся. Ко мне сами приползут.
Резко поднявшись, шагнул к выходу, по пути чуть не поскользнувшись на крови пилота, обильно залившей пол в кабине и приборную доску. Ход мыслей Мустафы был предельно прост: угрожая жизням заложников, потребовать сдачи оружия военными. При этом он сделал вторую ошибку: одно дело, когда захват заложников происходит в крупном европейском городе и переговоры ведутся под контролем высших официальных лиц страны, под прицелом десятков телекамер, а требования являются предельно простыми, вроде миллиона долларов и заправленного под завязку самолета на полосе. Совсем другое, когда события происходят в мятежной провинции оккупированной страны, далеко в горах, без свидетелей, и спецназ не американский, а российский. Плюс ко всему выдвигается абсолютно невыполнимое для спецназа условие – сложить оружие и сдаться бандитам в таких обстоятельствах. Но положение вещей на данный момент было в его пользу, заложники в его руках, значит, и диктовать он мог с позиций силы.
Войдя в салон, Мустафа осмотрелся. Вроде бы все в порядке, все как надо, но что-то безотчетно беспокоило. По бортам самолета в начале и в конце каждого из двух салонов расположились боевики. Еще двое сторожили открытый люк. Небольшую группку пассажиров-заложников согнали в хвост. В большинстве своем это были женщины и дети. Единственный глаз Мустафы остановился на белой женщине. Привлекательная блондинка, одиноко сидевшая возле иллюминатора, нервно постукивала длинными ногтями по подлокотнику кресла. Стройные женские ноги заставили одноглазого облизнуться, и если бы не предупреждение Омара…
– Эй! – он махнул рукой, приглашая ее следовать за собой.
Женщина не шелохнулась. Казалось, Лариса его не слышит. Тогда он сам подошел и, схватив за ее тонкую руку, сильно встряхнул.
– Отпустите! – блондинка сопротивлялась вяло.
Не обращая внимания на крики, Мустафа потащил ее к выходу. Один из боевиков тут же распахнул перед ним люк, ведущий наружу. В широкий проем сразу же ворвался холодный ветер, и одноглазый поежился. Несколько секунд он пытался что-то разглядеть в темноте, потом, схватив заложницу за горло и, держа ее перед собой, стал кричать в темноту на пуштунском языке, уверенный в том, что с десантниками наверняка прибыл и переводчик, с каждым словом он распалял себя все больше и больше:
– Эй вы, шакалы! Кто там прячется! Все меня слышат? Я приказываю сложить оружие и лечь на землю. Даю вам на это двадцать минут. И если не увижу стволы в одной куче, а вас в другой, я намотаю ее кишки на этот нож. – Мустафа выхватил свой кинжал, который на самом деле выглядел устрашающе.
Женщина отчаянно закричала в темноту:
– Спасите!
Это разозлило Мустафу, он отдышался:
– Тебе никто плохо не сделает, – прошептал он и крикнул. – А потом каждые пять минут в вашу сторону будут лететь головы остальных. За полчаса, я думаю, мы управимся.
Из темноты в ответ – ни шороха, ни звука. Мустафа втянул женщину внутрь самолета и отпустил ее.
– Возвращайся, – он махнул рукой, – с женщинами не воюем.
Возможно, если бы Омар не предупредил Мустафу перед отъездом не причинять вреда русским, он позволил бы себе по отношению к русской красавице больше, но бригадного генерала Мустафа не мог ослушаться.
Лариса, не понявшая ни слова, но уловившая интонацию, заспешила в хвост самолета.
* * *
Утренние лучи солнца игриво прошлись по вершинам скал, но на дороге все еще царили сумерки. По узкой серпантинке катилось несколько джипов, которые сопровождали старый добитый «ЛАЗ» и грузовик, заваленный багажом пассажиров, из самолета забрали все до единого чемодана. Стуча ржавыми панелями, автобус медленно подымался в гору. Казалось, что в любой момент мотор может заглохнуть и автобус покатится вниз. Но, к счастью пассажиров, этого не происходило. «ЛАЗ», натужно ревя мотором, преодолевал подъемы.
Поправив на плече лямку, на которой болтался совсем новенький «калаш», боевик поднялся со своего места. Перебирая руками за поручни, чтобы не упасть от сильной тряски на выбоинах и ухабах дороги, он пошел по узкому проходу между сидений. Мерил настороженным взглядом каждого из заложников, которыми был забит весь «ЛАЗ», недовольно кривил небритое лицо, скалясь, демонстрировал ряд железных зубов. За всю свою жизнь боевик еще никогда не видел столько чернокожих. Остановившись подле сиденья, на котором разместились две запуганные африканские девочки, он придержал ствол автомата и прикоснулся рукой к лицу одной из них. Почувствовав чужие шершавые пальцы, девочка прикрыла лицо руками и заревела. Она не знала, что делать, первое, что пришло в ее маленькую головку, – просить пощады. Реакция ребенка озадачила боевика. Он пощелкал пальцами перед ее носом и проговорил что-то ласковое. Ничего плохого он не замышлял, просто было любопытно. Негритянка улыбнулась сквозь слезы. Громко засмеялся и боевик, вернулся на прежнее место.
– Как ты думаешь, Миша, куда нас везут? – тихо спросил Дмитрий.
Хотя охранники российского посольства сидели в конце автобуса и их голоса было трудно расслышать, да и сомнительно было, чтобы простые боевики понимали по-русски, но всегда лучше перестраховаться. Особенно когда в одном автобусе с тобой едет не простой террорист, а выросший в горах боевик. В тишине гор научившийся улавливать даже еле слышные звуки, ведь там малейший шорох может оказаться роковым.
– Скорее всего, нас везут на базу, – Михаил почти не шевелил губами, опустил голову.
Именно в этот момент подозрительный взгляд обладателя железных зубов, сидевшего возле кабины шофера, сфокусировался на нем. Но, не заметив ничего подозрительного, «зубастик» повернулся к водителю автобуса. Михаил еще более тихим голосом продолжил:
– Мне кажется, что убивать они нас не собираются, будут просить выкуп или держать для гарантии выполнения их требований.
– Настроены они не слишком дружелюбно. И пойми, почему их главарь усадил нашего начальника к себе в джип.
В автобусе до сих пор звучал детский плач.
– До сих пор успокоиться не может, – Дима кивком указал Мише на малолетнюю африканку, которую пыталась успокоить ее подружка.
– При первой возможности надо попытаться освободиться, но нельзя рисковать детьми и женщинами, – произнес шепотом Михаил. – Давай лучше помолчим до конца дороги, чтобы не привлекать внимание. Приедем, осмотримся. А потом что-нибудь придумаем, – он недовольно посмотрел вперед, где сидел боевик.
Джип, сопровождавший «ЛАЗ» с заложниками, остановился. Хлопнув передней дверцей, из машины выбрался налысо бритый афганец в камуфляже. Автобусу пришлось резко затормозить. Ударившись головой о поручень, «зубастик» выругался. Махнув рукой шоферу, лысый приказал открыть дверь.
– Выведи из автобуса всех русских, в салоне должны остаться только чернокожие, – лысый сурово посмотрел на «зубастика».
Через две минуты Михаил и Дмитрий стояли на обочине дороги, у самого края пропасти под прицелом автоматов. Других русских заложников отогнали в сторону. Угрюмые и непроницаемые лица боевиков не выражали никаких эмоций. Они были готовы в любой момент исполнить команду и нажать на спусковой курок. И если это произойдет, то единственным напоминанием о жизни этих двух парней останется раскатистое эхо автоматной очереди, которое отзовется в этих безмолвных и беспощадных горах. Это понимали и охранники посольства, но предпринять для своего спасения ничего не могли. Уже мысленно распрощавшись с жизнью, Михаил и Дима были готовы принять и такой поворот судьбы.
