– Да еще и кофе пьете, – ухмыльнулся чекист, – пройдемте в палатку. Там кое-что покрепче отыщется.
* * *
На улицах Кабула творилось что-то невообразимое, для чего, наверное, только в русском языке есть слово, способное образно передать суть, – «беспредел». Немногочисленные военные и полицейские хоть и попадались, но старались держаться в стороне, беспомощно наблюдая за тем, как сотни людей беззастенчиво грабят магазины и прилавки. Вмешаться стражи правопорядка не могли, так как к столице еще не подтянулись основные силы военных – противостоять неконтролируемой толпе столь небольшим количеством людей было бы равносильно самоубийству. А геройствовать, понятное дело, никому не хотелось. У всех были жены и дети, которые ждали своих мужей домой целыми и невредимыми. Теперь предложение генерального комиссара столичной полиции не казалось странным.
– Быстрее бы оказаться в посольстве!
– Да уж, – вторил директору Казанского музея Баренцев.
Капитан афганской полиции остановил свою машину, заглянул в автобус.
– Я вас слушаю. – Баренцев перехватил его взгляд.
– Предлагаю свернуть на более узкую улицу, так мы сократим путь.
– Это безопасно? Там проезд свободен? Может, лучше держаться центральной?
– Мне только что сообщили, что впереди большой затор. Если мы застрянем, то, думаю, вам не надо говорить, что может произойти.
Выбор был вроде бы за советником. Конечно, он мог отказаться от изменения маршрута и продолжать путь, держась главной улицы столицы. Но он понимал, что если так поступит, то может застрять в пробке на долгое время. Свернуть на менее оживленную улицу – подвергнуть автобус опасности. Как-никак, а полиции и военных там уж точно не будет. Но имелись и свои охранники, и приданные для охраны полицейские.
– Хорошо, сворачиваем. Только будьте внимательны. – Решение Баренцеву далось с трудом, но выбор все же был сделан.
– Это наша работа, – сказал напоследок капитан афганской полиции и вернулся к своей машине.
Через некоторое время полицейская машина заморгала правым поворотником и завернула на узкую улицу. Автобус повторил маневр легковушки. Проплывающая за окнами картинка тут же разительно поменялась. Вместо развалин многоэтажных домов, а по здешним меркам и пятиэтажная коробка была небоскребом, виднелись одноэтажные, уцелевшие при землетрясении традиционные глинобитные строения. Лишь стены кое-где пошли трещинами.
– Ни души, – всматриваясь в пустынную улицу, вздохнула Мариам.
– Все города мира чем-то похожи, – причмокнул советник, – то же самое и в Нью-Йорке, и в Москве, и в Париже. Рядом с центральной туристической улицей всегда найдется сотня маленьких и убогих. Все города полны контрастов.
– Скоро мы приедем? – спросила у водителя Воронцова.
– Вообще-то мы сейчас не приближаемся и не удаляемся от посольства, – бесстрастно констатировал водитель-афганец.
Лицо Воронцовой вытянулось.
– Что вы сказали?! Я думала, что так мы срежем часть дороги.
Афганец сбросил скорость.
– Маленькая проблема, – в его голосе чувствовалось волнение.
– Что такое?
– Ждите.
Водитель резко затормозил и, выдернув ключ из замка зажигания, спрыгнул на асфальт через левую дверку в кабине. Его фигура тут же растворилась в темноте ближайшей подворотни.
Советник бросился к лобовому стеклу, принялся махать рукой. Но полицейская машина вместо того, чтобы дать задний ход и прийти на помощь, стремительно набирала скорость, а через несколько секунд и вовсе скрылась из виду. В салоне повисла длинная гнетущая пауза. Каждый пытался осмыслить то, что произошло, и то, что может произойти с минуты на минуту. Даже охранники, выглядевшие мгновение назад уверенными, растерянно переглянулись.
– Кто-нибудь, за руль! – бросил Баренцев.
Баритон советника подействовал, как ушат холодной воды. Один из охранников уже расковыривал замок зажигания, чтобы без ключа завести двигатель, остальные, расстегнув подмышечные кобуры, покинули автобус.
– Вот же черт. Не дозвониться. – Старания Петра Владимировича связаться по мобильнику с посольством были тщетными.
Динамик лишь отзывался шипением и противным писком.
– Мама, что случилось? – сквозь сон спросил Миша.
– Ничего. Спи. – Молодая женщина обняла сына, прикрыла ему ладонью ухо.
В эту же минуту раздались выстрелы. Где-то в стороне от автобуса зашипела, распыляя клубы белого тумана, дымовая шашка. Охранник, уже сидевший за рулем, рухнул головой на баранку. Его коллеги, бывшие на улице, тут же прижались к стенам, один из них схватился за бок и, привалившись к дому, стал щелкать спусковым крючком. Мариам Воронцова сквозь стеклянный люк в крыше автобуса уже видела нападавших.
Словно «киношные» ниндзя, десяток талибов спускались на веревках с крыш соседних домов. Их движения были четко выверены. У каждого из них – автомат. Лиц не видно – сквозь прорези в черных масках светились хищные глаза. В них не читалось ненависти, лишь холодный расчет. И от этого стало еще страшней.
– Они вверху! – крикнула Мариам.
Пистолетные обоймы уже были расстреляны. И прежде, чем охранники успели сменить их, талибы вновь открыли огонь. Выстрелы достигли целей – с высоты охранники были видны как на ладони и не могли никуда укрыться. Автоматные очереди разрывали человеческую плоть, летели брызги крови.
– Они вас не тронут. У нас дипломатический иммунитет, я скажу, что вы сотрудница посольства, – Баренцев нервно теребил в руках бесполезный мобильник, – мы им нужны живыми.
В проход между рядов сидений посыпалось битое стекло – кто-то из талибов выбил люк прикладом автомата. В салон спрыгнули вооруженные люди. Первым на пол положили директора Казанского музея, потом Баренцева. Женщину с ребенком пока не трогали, а лишь держали на прицеле, давая понять, что стоит ей только дернуться, как ее тут же пристрелят.
Один из талибов сорвал с лица черную маску и сдвинул крышку первого попавшегося под руку пенала, под которой блеснуло пуленепробиваемое стекло. Уголки губ поползли вверх. Мариам узнала в афганце того самого «профессора» с выставки, которого она застукала за фотосъемкой музейных экспонатов.
– Что вы себе позволяете? Я же дипломат, мы сотрудники посольства, – попытался было напомнить советник.
– Молчать. Скажешь еще одно слово – и останешься не только без головы. Понял?
Для убедительности талиб надавил стволом автомата в промежность Баренцева. Советник почувствовал острую боль, пронизывающую нижнюю часть тела. Хотелось кричать и ругаться матом, но он помнил обещание террориста. Прикусив язык, он превозмог боль, и из его уст вырвалось что-то похожее на мычание.
– Ахмуд, что будем делать с этим? – просунув в открытую дверь голову напуганного до смерти водителя, спросил исламист, он держал его за волосы.
