А как у него спросишь, если он не звонит? Время полдесятого
уже… Вряд ли он в первый же день куда-то ушел из дома, небось сидит с семьей и
просто не может мне позвонить. А что, если я сама позвоню? Нет, ни за что на
свете! Но почему? Я ничего говорить не буду, просто послушаю, кто подойдет.
И вдруг телефон зазвонил. Я как сумасшедшая кинулась к нему.
– Алло!
– Танька, привет!
– Привет, Рай.
– Что это у тебя голос замогильный какой-то?
Провалилась? Или ждала, что это Никита твой звонит?
– Рай, прекрати.
– А, значит, я попала в точку. Слушай, у меня
мировецкая идея родилась. Тебе башли нужны?
– А ты как думала?
– Понимаешь, в последнее время твои пончи что-то плохо
идут, а я вот побывала в Измайлове, ну где художники свои художества продают…
– И что?
– А то, что голова у меня светлая и мы с тобой сможем
нехило заработать.
– Как? – заинтересовалась я. Деньги были очень
нужны.
– Надо на твои пончи какую-нибудь художественную
закорюку налепить.
– Какую закорюку?
– Я знаю? Ну, цветочек там вышитый, или аппликацию, или
бисер, или тесьму – бахрому с кисточками. Придумать можно, не проблема,
главное, чтобы не было двух одинаковых, сечешь?
– Более или менее, – задумчиво проговорила я.
Райкина мысль показалась мне интересной.
– Представляешь, вывесить сразу штук двадцать – и все
разные. А какой простор фантазии! Уверена, у нас в один день все раскупят. Одна
ты не справишься, я тебя знаю, в тебе наглости мало. Я согласна на тридцать
процентов.
– Тридцать процентов за наглость? – засмеялась
я. – Ну ты даешь!
– Танька, ты не права. Тридцать процентов, во-первых,
за идею, во-вторых, за наглость, а в-третьих, я помогу с подготовкой товара, одна
ты будешь долго канителиться. По-моему, только справедливо, другая на моем
месте потребовала бы пятьдесят! А так я уже завтра могла бы к тебе приехать, и
начали бы мы с тобой шить-вышивать и добра наживать, чтобы к выходным уже было
чем торгануть. У тебя платки-то есть?
– Да, штук сто, наверное, мне Надя натаскала.
– Сто платков – это пятьдесят пончей… Для начала
ничего, но надо бы больше. А еще всякие нитки-тесемки.
Бисер я у матери нашла, здоровую коробку, а у меня есть
разное мулине, я с детства любила крестиком вышивать, так что… И потом, Танька,
будешь торговать в Измайлове, выйдешь не банальная торговка, а художница! И
заодно перестанешь нюниться из-за своего, при деле будешь…
Что, не звонит?
– Сегодня еще не звонил. Ой, Райка, давай не будем
телефон занимать, вдруг он звонит…
– Дура, наоборот! Если звонит, а у тебя занято, он
испугается, не с молодым ли кавалером ты трепешься?
Только сильнее любить будет.
– Да ерунда все это.
– Ничего не ерунда! Надо его довести до точки кипения,
чтобы совсем башку потерял от ревности.
– Да зачем? Жалко!
– Жалко у пчелки! Жалко ей! А он тебя жалеет? Ты вон
мучаешься, а он хоть бы хны…
Если уж нельзя избавиться от Райки, лучше перевести
разговор.
– А Владик твой нашелся?
– Да ну его… – шмыгнула носом Райка. – Он, Танька,
женится, только не на мне… В Оренбурге ему родичи какую-то сосватали, она
врачиха, и притом хозяйка, каких свет не видывал, соленья, варенья, то-се… А я,
видишь ли, в жены не гожусь!
– Почему?
– Потому что я артистка, да еще и опереточная…
Ни в какие ихние оренбургские ворота это не лезет, сечешь?
– Так и слава богу, зачем тебе такой баран с
предрассудками?
– Я понимаю все, но только он в койке не баран, а орел…
Эх, ладно, Татьянка, закрываем тему. Значит, решено, будем деньгу сшибать?
– Попробуем!
Райкина идея неожиданно очень меня вдохновила.
В самом деле, деньги нужны позарез, а торговать в Измайлове
вовсе не зазорно. Я вытащила мешок с платками. Платки были белые, черные и с
цветами. Цветастых оказалось меньше. Оно и к лучшему, на них ничего не изобразишь.
Правда, можно делать комбинированные пончо. Один платок гладкий, второй
пестрый, и носить можно по-разному, хочешь цветы вперед, хочешь назад.
А можно сделать и черно-белые, да еще пришить для интереса
кисточки на уголки, допустим, на черное белые кисточки, а на белое – черные. А
еще можно попробовать делать аппликации из старых лоскутков… Я полезла на
антресоль, выволокла еще материн старый фибровый чемодан и нашла кучу
подходящего тряпья. Хорошо, что руки не дошли выбросить его при переезде, теперь
все в дело можно пустить. У меня уже заработала фантазия.
Кроме пончо можно наделать еще красивых фартуков с
аппликациями, кухонных прихваток. А еще я вспомнила сумку, которую видела
когда-то. Одной девчонке из нашего класса мать из ФРГ привезла – на простой
холстинке аппликация из яркого ситца. Что ж, я сама такую не сошью? У нас народ
кинется, неизбалованный…
Вопрос только, где взять на все это время, ведь надо еще и
заниматься… Ничего, управлюсь, главное – позвонить завтра Надьке, чтобы
натаскала тряпочек со своей фабрики. Права Райка, некогда мне будет думать о
Никите.
Неужели трудно позвонить, хоть два слова сказать? Ой, а
вдруг он заболел? А я тут его ругаю. Нет, не буду ругать…
Подожду. Завтра никуда не пойду, буду заниматься, а вечером
Райка придет…
Утром я встала в жутком настроении. Первым делом проверила,
работает ли телефон. Конечно, он работал. Просто Никита решил, что в Москве ему
со мной неинтересно. Там можно было всем показать: вон я какой лихой, выписал
себе из Москвы влюбленную дурочку, которой еще и двадцати нет, а в Москве… Мало
ли где можно столкнуться с дочкой или с женой… Вон мы один раз в ресторан пошли
и сразу же на жену напоролись.
Зачем ему эта головная боль? Побаловались и хватит.
Он небось думает, я вон ей платье подарил, свитер дорогущий,
серебряный браслет, вроде как расплатился.
От обиды я разревелась. Но потом взяла себя в руки. Ну и
ладно! И черт с ним! Зачем мне такой старик? Я лучше начну деньги зарабатывать,
может, еще кооператив какой-нибудь с Райкой откроем, разбогатеем, я куплю себе
все самое-самое шикарное, шубу какую-нибудь отпадную, найду кавалера
покрасивее, можно, например, Витьку Круглова, и пойду с ним в Дом кино… Пусть
тогда локти себе кусает, а я на него только гляну и пройду мимо… Как королева.
Когда под вечер явилась Райка, у меня внутри уже все дрожало
от отчаяния, я еле сдерживалась.
