Прошло еще несколько дней. Мы с Райкой опять поехали в
Измайлово. Уже весна, начало марта, и я решила сшить на пробу несколько сумок.
Холста мы не достали, но Надя сказала, что может достать мешковину. Если ее
приклеить к тонкому поролону, может получиться очень неплохо. Я попробовала,
получилось и вправду здорово. А на готовую сумку я сделала два кармана из
яркого ситца в мелкий цветочек. Райка, когда увидела, пришла в полный восторг.
– Тань, а представляешь, если к лету наделать таких
сумок, а к ним юбки из этого же ситца! Пойдет на ура! Молодец! Но и я тоже –
молодец, что все это затеяла! Мы ж теперь живем, как люди, правда времени ни
фига не остается, но, говорят, в Америке все так живут, свободного времени нет
совсем. Ну и хрен с ними, с америкашками! А мы сами по себе! И я сегодня
пробуду с тобой только до обеда, потом у меня свиданка! И не возражай!
– А я и не собираюсь! Иди куда хочешь!
– Ты обиделась?
– И не думала.
– И тебе неинтересно, с кем у меня свиданка?
– Не-а, все равно ты сама скажешь!
– Это правда, – засмеялась Райка. – С одним
иностранцем! Он грек, можешь себе представить! Его зовут Демис.
– Случайно, это не Демис Руссос?
– Случайно нет, Демис Руссос такой толстый, фу!
Хотя поет классно! Этот Демис сам не поет, зато мое пение
оценил! Просто шары выкатил, как услыхал… Он какой-то театральный деятель там,
в Греции, ему уже тридцать два года… Красивый, между прочим, рост – метр
девяносто! И неженатый!
– Поздравляю!
Сумки из мешковины имели успех. Все пять штук продались за
два часа. И Райкина идея насчет юбок из такого же ситца мне нравилась. К этому
можно будет делать еще и косыночки… Вопрос только в том, где найти тонкий
поролон…
Когда Райка убежала к своему греку, ко мне сразу подошел
Костя.
– Привет, Танюша!
– Привет!
– О чем задумалась?
– Соображаю, где найти тонкий поролон.
Он засмеялся.
– Неромантично, Таня! А ты о любви когда-нибудь
думаешь?
– А чего о ней думать? Выдумки все!
– Нет, не выдумки. Разве ты не видишь, как я к тебе
отношусь…
– Почему? Вижу. Но разве это любовь?
– А ты как думала?
– Да ладно тебе, Костя, не трынди!
– Фу, Таня, что за выражения для нежной девушки!
– Я еще и не такие выражения знаю! – засмеялась
я. – Будешь приставать, так пошлю…
– Интересно! Надо попробовать!
Но тут к его столу подошли покупатели, и он побежал к ним. А
я решила выпить горячего чая. Чай был сладкий, а булочка свежая. Ах, хорошо! И
вдруг я почувствовала чей-то взгляд. Подняла глаза, думала, покупатель, бывают
здесь такие деликатные, видят, девушка ест, и ждут… Но покупателя не было
видно, а взгляд я чувствовала. Мне вдруг стало как-то тревожно. Я огляделась и
чуть не вскрикнула. У дерева неподалеку стоял Никита и смотрел на меня. И лицо
у него было какое-то… перевернутое… Заметив, что я обнаружила его, он медленно
пошел ко мне. Я застыла от ужаса, что он видит меня в этом платке, в тулупчике,
в валенках… Но туг же взыграла гордость. Ну и черт с ним! Пусть видит!
– Танечка, здравствуй! – хрипло сказал он, нависая
над моим столиком.
– Здравствуйте! Вы хотите что-то купить? Пожалуйста,
вот, хотите бабу на чайник? Знаете, какой вкусный чай получается…
– Таня, перестань! Прошу тебя, нам надо поговорить!
– Нет, не надо! Не о чем, все уже переговорено!
Хватит!
– Таня, я должен тебе все объяснить… Я страшно виноват
перед тобой, я, безусловно, вел себя как последняя скотина. Прекрасно отдаю
себе в этом отчет. Но я…
Короче, я прошу у тебя прощения! Сможешь простить меня?
– Зачем вам мое прощение? Чтобы совесть не мучила? Так
вы в церковь сходите, покайтесь, поп грех отпустит, и живите себе спокойно.
Небось не в первый раз с вами такое…
– Таня, давай встретимся где-нибудь, поговорим
спокойно…
– Спокойно у меня не получится. И ступайте отсюда, пока
я вас не послала. Я далеко могу послать!
– Значит, любишь меня еще?
– Да что это вы говорите? Я вас ненавижу! Вы… Я думала,
вы необыкновенный, чудо в перьях, принц из сказки на белой «Волге», а вы просто
киношник, бабник самый последний, вот и катитесь отсюда колбасой!
Вся обида, боль, тоска последних месяцев подступила к горлу,
я начала задыхаться, но слез, слава богу, не было.
– Танька, я тебя люблю, дурочка!
– Любите? Да подавитесь вы вашей любовью! Чтоб вас
приподняло и прихлопнуло!
– Таня, – развеселился он. – Танечка,
успокойся.
– Ах успокоиться? Я успокоюсь, когда вы отсюда свалите
к е…ой матери!
Он расхохотался.
– Хорошо, я уйду! А ты успокойся. Будь здорова!
Он повернулся и быстро ушел. А я разревелась.
Ко мне подбежала Вера Иннокентьевна.
– Таня, девочка, что случилось?
– Ничего, просто послала одного типа…
– Он тебе нахамил?
– Нет, он меня бросил, а теперь приперся прощения
просить, сука!
– Танечка, он кобель!
– И кобель, и сука!
– Поняла! – погладила меня по голове Вера
Иннокентьевна. – Только зачем ты сама-то с таким связалась, он же тебе в
отцы годится…
– Это точно. У меня у самой отец такой же кобелина…
Бросил нас с матерью, когда я совсем пацанкой была, и с тех пор я ничего о нем
не знаю и знать не хочу!
Вот и об этом тоже не хочу ничего знать! Гад такой!
– Ох, как ты его любишь! А зря, лучше б на Костика
внимание обратила, золотой парень.
– Да пошли они все! Обойдусь! Одной лучше!
– То-то и беда, что не обойдешься… Ой, кажется,
иностранцы идут.
Она поспешила к своим пейзажам с церквушками, а я пила
остывший чай, который все норовил выплеснуться из кружки, так у меня дрожали
руки. Но все-таки я была собой довольна. Не рассиропилась и высказала ему то,
что наболело. Мне даже легче стало на душе. По крайней мере, все кончилось. Он ушел.
Ему небось тоже полегчало, все-таки попросил прощения.
– Но как он тут оказался? Откуда узнал, что я тут?
Неужели от Матвея? Больше не от кого…
Покупателей почему-то не было. Видимо, их отпугивал мой вид,
и я решила, что на сегодня хватит. Внутри у меня была какая-то странная
пустота. И легкость.
