Боцман украдкой глянул в иллюминатор входной двери. Коридорное пространство было залито тусклым светом дежурной лампы. Никого из членов экипажа там не наблюдалось. Двери кают и кубриков, кроме одной были закрыты. Или кому-то не спалось, или это был дежурный по палубе. Второе предположение несколько обескуражило Виталия. Ведь возникал вопрос: зачем на гражданском судне такие меры предосторожности, как дежурство по жилой палубе? Виталий помедлил, стараясь найти самый лучший вариант действий. Он почти уже решился прокрасться в коридор и расставить «жучки» над всеми дверями, где это было можно. Однако из последнего кубрика (того самого, с приоткрытой дверью) вышел мужчина. Двигался он ленно, словно нехотя. Боцман отпрянул от иллюминатора и прижался спиной к стене. Тихо брякнули смежные двери, которые наверняка вели во вторую часть палубы. Русский рискнул достать специальное зеркальце, поднять его на уровне иллюминатора и рассмотреть коридор. Того, с ленцой, в коридоре не было. Саблин быстро вошел вовнутрь и принялся один за другим развешивать «жучки». Он рассчитывал, что мужик отошёл в гальюн и вернётся оттуда не так быстро. По крайней мере, времени покинуть жилую палубу казалось вполне достаточно.
Повесив «жучок» над открытой дверью кубрика, Боцман собрался спешно уходить. Однако за смежными дверями послышался звук шагов. Двери распахнулись. Бодрствующий член команды вернулся. Помешкав несколько секунд, он зашел в кубрик и закрыл за собой дверь. На коридоре у стены, которую только что прикрывала дверь, стоял Саблин. Он сумел перед самым возвращением матроса исчезнуть из вида и затаиться за дверью. В руке наготове он держал пневматический пистолет, которым снова не пришлось воспользоваться.
В запасе оставалось еще несколько «жучков». Боцман скользнул к дверям, ведущим в следующий отсек. Освещался он еще более тусклой лампой. В узком коридоре отсека виднелось несколько дверей. Что располагалось за ними, сказать было трудно. Это могли быть жилые, подсобные или еще какие-нибудь помещения. Капитан-лейтенант не стал искать ответа на данный вопрос. Он быстро разместил «всеслышащих насекомых» надо всеми дверями. В конце коридора находился гальюн. После секундного сомнения Виталий прикрепил последний «жучок» внутри корабельного туалета.
«Пора и честь знать», – подумал Саблин и приготовился уходить. В соседнем отсеке раздались голоса людей. Говорили они негромко. Шли неспешно. Однако явно приближались ко второму отсеку. «Черт возьми! Партия выдается более сложной, чем я думал», – выругался про себя боевой пловец, как обычно ввернув шахматный термин. Голоса всё приближались. Менее, чем через полминуты, обладатели этих голосов могли оказаться во втором отсеке. Боцман судорожно искал способ избежать столкновения с ними. Практически никаких вариантов сделать это не находилось. Кроме одного...
Двери отсека раскрылись. В коридор под насмешливые реплики, раздающиеся за его спиной, вошёл один мужчина. Как ни в чем не бывало, он направился в гальюн. Двое его напарников, остававшиеся в первом отсеке, разошлись по своим кубрикам. Об этом можно было догадаться по стуку дверей. Боцман, упираясь руками и ногами в противоположные стены, висел над дверями. Едва брякнули двери в гальюн, и мужик скрылся за ними, русский спустился вниз. Он осторожно приоткрыл двери. Коридор первого отсека был пуст. Терять время смысла не было. Саблин лёгкой поступью сиганул через коридор и вскоре выбрался на верхнюю палубу.
Боцман решил на всякий случай обойти лебёдку и только потом вернуться из кормовой части судна в носовую. Он старался быть осмотрительным. Реагировал на каждый шорох. Удача ему сопутствовала. Саблин обогнул лебёдку и тенью скользнул к нужному месту. Перебравшись через фальшборт, боевой пловец повторил свой изначальный путь, только в обратном порядке. Едва он оказался в море, тут же включил сигнальный фонарик. Зиганиди ответил ему также световым сигналом. Можно было надеть на себя необходимые элементы снаряжения и спокойно возвращаться на яхту.
Глава 16
Множество людей стремится к морю и солнцу. Чтобы отдохнуть, развлечься, получить удовольствие. А отнюдь не для того, чтобы находиться под дулами автоматов, постоянным надзором и не иметь никакой возможности связаться с внешним миром.
Подобные мысли приходили в голову Кобзева во время очередной прогулки по острову в сопровождении бородатых охранников с автоматами. Он вспоминал звучное «всё включено», которым до недавнего времени манили клиентов отели на побережье Красного моря. Вспоминал и, глядя на своих вооруженных соглядатаев, горько иронизировал: там «всё включено», а здесь «всё заряжено». «И готово к применению».
Разговаривать со старшим коллегой Егору совершенно не хотелось. Он чувствовал, что этот разговор может оказаться слишком резким, едва ли не взрывоопасным. Он прекрасно знал себя и своё умение ляпнуть в неподходящей обстановке что-нибудь лишнее. Поэтому, гуляя под конвоем, старался сдерживать себя и молчать.
То, что младший товарищ не раскрывает рта, Волошин заметил сразу. Это обстоятельство не давало Алексею Николаевичу покоя. Поколебавшись, он всё же решился прервать затянувшееся молчание, прямо спросив:
– Егор, ты опять терзаешься?
Тот поднял потускневшие глаза и неохотно промолвил:
– Конечно. Мучаюсь, как свежеиспечённый раб на галерах. Неужели только мне одному надоела эта проклятая неволя посреди Красного моря?
Вопрос прозвучал с долей вызова. Терапевт уловил это мгновенно и решил не провоцировать коллегу.
– Мы ведь с тобой сто раз об этом говорили. Надо потерпеть. Не может такого быть, чтобы российские спецслужбы бросили нас в беде, – Алексей Николаевич старался быть спокойным и хоть как-то подбодрить Кобзева. Но тот явно не был на это настроен и снова замолчал. Волошин пожал плечами и безмолвно продолжил путь.
Прогулки каждый раз проводились в одном и том же месте. Это был крохотный пятачок между двумя ангарами. Эта площадка была выбрана потому, что не давала пленникам возможности рассмотреть другие объекты острова. Анвар после неудачной попытки бегства части заложников приказал не давать русским возможности составить более-менее чёткое представление об острове. Это при том, что и Егор, и Алексей Николаевич уже успели кое-что узнать...
Ярко светило солнце, однако лёгкий ветерок с севера был прохладным. Поэтому жара особо не ощущалась. Но Кобзев потел. В пот его бросало от одной только мысли, что он ходит сейчас там же, где несколько дней перед тем были зверски застрелены его коллеги по «Асклепию». Вносили свою лепту и мысли об обработанных вибрионах холеры. Причем последние оказывались такими назойливыми, что внезапно возникала необходимость выговориться.
– Я всё никак не могу отделаться от гнетущего ощущения, – очень тихим голосом начал он. – Мне кажется, что мы могли ошибиться при обработке вибрионов. Вдруг они изменились лишь внешне, сохранив свою жизнестойкость? Вдруг они благополучно переживут не только эти несколько дней, но и более продолжительное время? Колдуя в лаборатории, мы даже самим себе не могли дать гарантии, что всё будет именно так, как нам захотелось.
