– А потом, главной жертвой они избрали тебя, – напомнил старпом очевидное. – Значит, и дальше будут пытать этим чертовым излучателем. Только вот как отсюда бежать?
– После отбоя расскажу, – пообещал Горецкий; он уже согласился с тем, что попытаться бежать следует только ему одному. – Только мне надо, чтобы кто-нибудь отломал ножку от во-он той металлической табуретки. Кто из вас самый сильный, ребята?..
Побег был запланирован сразу после отбоя: ведь именно в это время, как наверняка уже знал Горецкий, в тюрьме происходила смена охраны. Под потолком погасла единственная лампочка в зарешеченном цилиндре, вся камера принялась напряженно прислушиваться к шагам вертухаев в коридоре, к лязгу дверей, звукам в соседних камерах…
Наконец, все стихло. Арсений Алексеевич снял с нар простыню, включил в рукомойнике кран и сунул в воду. Затем – еще одну. Затем – еще… Когда простыни хорошенько намокли, Горецкий свернул их в жгуты и обвязал два соседних стальных прута оконной решетки – тех, что были слева. Залез на нары, сунул в это мокрое кольцо отломанную ножку табуретки и принялся крутить, словно бы закручивал тиски. Двойной мокрый жгут толщиной с человеческую руку постепенно утончался, на пол камеры потекла вода. Камера следила за действиями Арсения Андреевича, затаив дыхание.
– Фу-у-у… – Капитан вытер вспотевший лоб и кивнул старпому: – Равиль, помоги…
– Где ты этому научился? – Нигматуллин налег на рычаг, завинчивая импровизированный канат все туже и туже.
– Дед рассказывал, – шепотом пояснил Горецкий. – Он в сорок втором году в окружение к немцам попал, его в деревенскую тюрьму сунули до рассвета. Так ночью и удрал…
Влажная хлопковая простыня, свернутая в жгут, по прочности может сравниться с корабельным канатом. Равиль упорно продолжал накручивать ножку табуретки, белое кольцо вокруг двух прутьев становилось все туже, и наконец металлические штыри стали прогибаться, сближаясь друг с другом. Уставшего Нигматуллина сменил старший механик, того – судовой врач… Вскоре оба прута, изогнувшись буквой «Х», наконец коснулись друг друга. Таким же образом были выгнуты два соседних прута – те, что справа. Спустя полчаса между прогнутых стальных штырей зияла дыра, достаточная для того, чтобы худощавый человек мог вылезти наружу. Оставалось лишь открыть форточку…
Однако это было лишь полдела. Тюремная камера находилась на высоте двадцати метров. Ниже была лишь глухая кирпичная стена – ни окон, ни выступов. С наружной стороны тюрьму ограждал высокий забор с острыми копьеобразными навершиями, между которыми была протянута колючая проволока, дальше сразу же шел морской берег. К счастью, ни охранников, ни прожекторов тут не наблюдалось: видимо, тюремное начальство посчитало, что стальная решетка и двадцатиметровая высота делают побег невозможными.
– Теперь быстренько скручиваем все простыни в жгуты, связываем морским узлом, – скомандовал Горецкий и, взяв казенное одеяло, спросил: – Тут где-то два болта были, со сломанной табуретки…
– Вот, Арсений Алексеевич. – Старший механик протянул ему массивные металлические шайбы. – Зачем они вам?
– А как через забор с колючей проволокой перелезть? – неожиданно улыбнулся капитан, привязывая болты к краям тюремного одеяла.
Наконец, простыни были связаны, и самодельный альпинистский шнур почти коснулся земли.
– А если тюремщики спросят, как ты бежал – что сказать? – Равиль помог капитану взобраться на верхнюю шконку.
– Ну, если вы скажете, что спали и ничего не слышали, вам, конечно же, не поверят, – прикинул Горецкий. – Скажите так: мол, я начальник, мое слово закон даже тут, в тюрьме. Мол, начальников в России очень боятся и уважают, а потому вы беспрекословно исполняли все мои приказы, иначе бы я мог вас убить. Для Средней Азии это вполне подходящее объяснение… Простыни потом поднять не забудьте, а то еще статью «воровство казенного имущества» будут шить!
– Счастливо вам, Арсений Алексеевич! – заговорщицким шепотом пожелали пленные моряки.
– Вам, по понятным причинам, этого пожелать не могу. – Капитан принялся осторожно продвигаться сквозь отверстие между прутьями. – Просто берегите себя!
Спустился он без каких-либо помех: простыни были связаны друг с другом намертво. Крадучись, подошел к стене, достал из-за пазухи одеяло и ловко набросил его на колючую проволоку – вперед тем концом, к которому прикрепил гайки. Одеяло плотно легло на колючую проволоку. Беглец отыскал несколько камней, соорудил из них подобие подставки, пружинисто подтянулся, ловко ухватился за копьеобразное навершие… И, перевалив через стену, исчез в темноте.
* * *
Дом подполковника МГБ Омара Сахатова воскрешал в памяти «Сказки тысячи и одной ночи». Тут было все: башенки с узорными зубцами, мраморные лестницы, спускающиеся к самому морю, и даже небольшая домашняя мечеть с изящным минаретом. Фонтан в центре двора дарил прохладу. По тенистому ухоженному саду ходили ручные павлины с распущенными хвостами. Рядом с фонтаном, под специально натянутым тентом с изображением государственного герба, возвышался уже накрытый стол, рядом с которым в напряженной позе застыл официант.
– Прошу, дорогой дядя, – Омар Сахатов аж лучился от самодовольства. – Вот, ваше почетное место… Мой дом – твой дом! Я ведь прекрасно помню, кому всем обязан!
– Богато живешь, дорогой племянник, – с хмурым видом оценил олигарх дом племянника и, прищурившись, уточнил: – Неужели на свою подполковничью зарплату построил?
– Ну, у меня ведь еще маленький бизнес, – признался племянник, потупив взор. – Законом это не запрещено, да и сам Отец нации негласно поощряет… если бизнесом занимаются надежные и проверенные люди! А я как раз из таких. Кстати, у нашего начальника Управления жилище гораздо богаче. В сравнении с ним мой домик – просто халупа!
Началось фантастическое обжорство, длившееся до позднего вечера. Самса, шашлык, жареные бараньи яйца, плов, осетрина на вертеле, копченая верблюжатина, шотландский виски, испанские вина, русская водка… Байрам ел немного: еще с юности он приучил к себя к сдержанности в еде. А вот Омар поглощал блюда, словно ненасытный джинн из восточной сказки, запивая все отборным французским коньяком.
– А у меня, дорогой дядя, для тебя сюрприз, – подмигнул он заговорщицки.
Владелец «Каспий-инвеста» насторожился – он справедливо подумал, что подполковник МГБ наконец заведет разговор об арестованных русских моряках.
– И что за сюрприз? – оживился Байрам.
– Прошу… – Сахатов-младший грузно поднялся и сделал приглашающий жест в сторону дома.
На первом этаже белел квадратный бассейн, обложенный драгоценным каррарским мрамором. Однако вода в бассейне была сильно пенистой и к тому же отливала неестественным золотистым цветом.
– Что это? – не понял олигарх.
– Бассейн, – сообщил подполковник МГБ.
– А почему вода такая странная? – Сахатов-старший подозрительно втянул ноздрями воздух. – И пахнет как-то странно…
