– Ну, где тут кто? – недовольно спросил один.
– Наверное, русские что-то хитрят. Как увидим кого, начнем сразу стрелять. Нечего русским хозяйничать на нашей земле и на нашем море, – отреагировал другой, оглядываясь по сторонам. Его внимание привлекла баржа с отлитым скульптурным изображением Отца нации. Он зазевался, и тут же бесшумный выстрел, произведенный Саблиным, уложил его на палубу. Его товарищи бросились в разные стороны и сами легли на палубу, чтобы перестать быть откровенными мишенями для неизвестных им лиц. Один из них то ли интуитивно, то ли успев заметить боковым зрением, откуда стреляли в его друга, стал целиться в брезент, который накрывал шлюпки. Поколебавшись пару секунд, он нажал на спусковой крючок и выпустил несколько очередей. Пули наделали дыр в брезенте и ударились о борт каждой из лодок. Но никакого другого шума, вроде стонов или причитаний раненых, оттуда не последовало. Зато юркая тень вынырнула откуда-то справа и отправила в сторону стрелявшего спецназовца несколько пуль из пистолета с глушителем. Тот вжался в палубу, продолжая с силой сжимать автомат.
Оставшиеся трое спецназовцев МГБ видели, что товарищи убиты, но не знали, как обезвредить невидимого противника. Перекинувшись несколькими фразами, они на счет «три» одновременно открыли огонь по брезенту. Полагали, что их погибший друг стрелял туда неспроста. Однако выбор цели в данном случае был ошибочным. Русских бойцов там не было. Они давно рассредоточились за пределами своего недавнего укрытия. Боцман находился с одной стороны, а Коля и Катя – с другой. Через несколько мгновений они прицельными выстрелами уничтожили спецназовцев МГБ. Забрав оружие, русские бойцы быстро разошлись в разные стороны. Делалось все с таким расчетом, чтобы не попадаться на глаза головорезам с катера береговой охраны, который все еще не спешил сокращать расстояние между судами, следуя предписаниям инструкции.
Горецкий и Нигматуллин, как и приставленные к ним спецы, прекрасно слышали выстрелы. Разбираться, что и как, было довольно опасно. Поэтому они оставались в рубке, продолжая вести катер к шельфу. Не высовывался и их единственный охранник. Он почему-то был уверен, что во время следственного эксперимента ничего неординарного не случится. Выстрелы на палубе стали для него будто громом среди ясного неба. Бедолага сначала засуетился, полагая, что стреляют именно в него. Один из специалистов тогда заметил, что рубка по поручению подполковника Сахатова укреплена элементами брони и оснащена пуленепробиваемыми стеклами. Поэтому перестрелка на палубе теоретически не могла причинить вреда тем, кто находился внутри рубки.
– Вот если бы по нас из гранатомета шарахнули… – задумчиво промолвил один из спецов.
– Да пошел ты к такой-то матери! – заорал взбешенный охранник. – Тебе никто не давал права говорить! Будешь выдергиваться, я тебя пристрелю за попытку к бегству.
– Да ты точно в штаны наложил и шизанулся, – не отступал тот. – Я и мой напарник, если ты забыл, не заключенные, а гражданские лица. Работаем здесь по найму. А вот какого черта ты здесь делаешь, непонятно.
– А мне по барабану, зэк ты или наймит. Грохну и скажу, что ты хотел помочь этим контрабандистам бежать. – Полицейского продолжало срывать с катушек. Он поднял автомат и навел ствол на нервировавшего его спеца.
– Да будьте же благоразумным… – попытался встрять Горецкий, останавливая полицейского от опрометчивых действий. Однако эти слова лишь еще больше подлили масла в огонь. Охранник схватил свой автомат и устремил его приклад в сторону капитана. Мощный удар наверняка пришелся бы в висок Арсения Алексеевича. Но Равиль своей ручищей перехватил автомат и дернул на себя. Враг, не ожидавший такого поворота событий, на мгновение опешил, но оружие не отпустил. Наоборот, он постарался если не вырвать автомат из руки старпома, то направить его дуло тому в грудь и спустить курок. Внезапно один из специалистов вытащил из-за пояса пистолет, наставил его на полицейского и, не говоря ни слова, выстрелил ему в грудь. Получив смертельное ранение, полицейский сумел еще развернуться и бросить испуганный взгляд на своего убийцу. Но что-то сказать, а тем более сделать ему уже было не под силу. Нигматуллин оттолкнул его в сторону, окончательно завладев автоматом. Он тут же передернул затвор и направил оружие на пару специалистов. Те поспешили заверить, что не причинят русским никакого вреда и приставлены к ним больше для их безопасности. Горецкий после стольких событий, пережитых в последние несколько дней, верить на слово не хотел. Неизвестно, кем могли быть эти двое, с какой целью и по чьей протекции попали на судно именно во время следственного эксперимента. Поэтому капитан попросил старпома держать этих людей под прицелом автомата. Тем не менее спецы продолжали настаивать на том, что они не провокаторы и не похитители. В качестве доказательства они расстегнули свои куртки и показали майки с изображением куклы. «Кукла Нина», – с облегчением вздохнул капитан, уверившись, что перед ним не враги.
– Что происходит на палубе? – поторопился узнать он.
– Происходит то, что и должно происходить. Ваше освобождение уже совсем близко. Ваши друзья обезвредят конвой, и все будет хорошо, – последовал ответ.
– Но мой экипаж… Моим ребятам ничего не угрожает? – спросил Горецкий.
– По идее, нет.
– Может, нашим друзьям нужна помощь? – поинтересовался Равиль, выражая готовность помочь русским морским спецназовцам.
– Насчет этого нам были даны четкие указания – не выпускать никого из рубки до конца операции.
Казалось, что вопрос был закрыт…
* * *
Суета на «Астрахани» все-таки была замечена с катера сопровождения. Майор Хлебоказов хватался за бинокль и пытался разглядеть, что именно там происходило. Однако ничего толком увидеть не удавалось. Несмотря на это, наблюдающего не покидало странное ощущение тревоги. По служебной рации майор попытался связаться с подполковником Сахатовым. Получилось это не сразу – тот никак не хотел выходить на связь, хотя в наличии были все признаки нормального функционирования его рации.
– Проблемы, майор? – нехотя промолвил Омар.
– Несколько секунд на палубе «Астрахани» отмечалась странная суматоха. И вроде хлопки выстрелов слышались. Затем все прекратилось. Что там у вас происходит? И куда подевались посты? – спросил Хлебоказов.
– Да ничего не происходит, – ответил подполковник. – Небольшую разминку для бойцов устроил. А вы занимайтесь своим делом и не встревайте. Если будете нас дергать по мелочам, то мое терпение может, наконец, лопнуть. И тогда вам мало не покажется. Обещаю, что никто не посмотрит на ваши заслуги перед нашей республикой, а в первую очередь вспомнят ваше прошлое и то, что вы русский.
Сахатов точно знал, как можно надавить на дотошного майора. И действительно, Хлебоказов замолк, завершив сеанс связи.
Тем временем события на палубе развивались стремительно. Саблину и его напарникам не пришлось выманивать спецназовцев МГБ с нижней палубы. Те хорошо слышали автоматные выстрелы и справедливо решили, что появление на судне посторонних лиц было вполне реальным. Еще пятеро солдат выдвинулись наверх. Они не были в своих действиях безрассудными. Двигались медленно и осторожно. Прежде чем выйти на верхнюю палубу, они остановились и некоторое время прислушивались к тому, что там происходит. Но кроме гула двигателя, шелеста развевавшегося на ветру гюйса и крика чаек, ничего особенного слышно не было. Бойцы по одному выскочили на палубу. И осмотрелись. Каждый из них был готов стрелять в любого постороннего человека, который оказался бы в тот момент перед ними. Однако противника не наблюдалось.
