Старые беззубые шаманки с пепельно-серыми высохшими телами и глазами почти без зрачков говорили много интересного и страшного о рождении Онигминде. Что это проклятие, что он появился на свет в тот день, когда Черные Боги вышли из затмения и прокляли всех родившихся в тот день малышей племени. И в самом деле, из нескольких сверстников того дня до совершеннолетия дожил лишь будущий грозный предводитель повстанцев. Его всегда недолюбливали на малой родине из-за странной отметины под левой лопаткой — она напоминала шрам, оставленный укусом серой гадюки. Укус этой змеи очень опасен, а для ребенка — верная смерть. Но откуда взяться шраму на теле ребенка, только что вышедшего на свет божий из безопасной утробы матери? Этого шаманки никак не могли понять. А чего люди, не испорченные цивилизацией, не понимают, того они боятся. Так уж повелось.
В итоге в возрасте шестнадцати лет, к моменту наступления классического совершеннолетия, Онигминде был изгнан советом деревни за злодеяние, совершенное среди своих же. «Проклятый» подросток не смог справиться с элементарным чувством и из-за ревности убил, по-нашему говоря, кузена своей возлюбленной. Старые ведьмы предсказали ему страшную смерть и нечестивую жизнь, но уже тогда своенравный и горделивый Онигминде только надменно плюнул на брюзжание этих «гнилых лиственниц».
И до сих пор после каждого вооруженного столкновения со своим участием Онигминде вспоминает это предсказание и как-то неуверенно усмехается.
«На этот раз пронесло, — думал он. — Все хорошо, все отлично… на этот раз».
Хоть в нем и было больше современной, «модерновой» жилки, но все же где-то глубоко внутри он оставался суеверным дикарем. До сих пор его ближайшие соратники любили вспоминать, как он, впервые увидев гидроплан, заслонивший крылом солнце над Гвинейским заливом, в ужасе упал в песок и начал жалобно причитать. Тогда ему был двадцать один год, и из достижений цивилизации он успел довольствоваться лишь модификацией велосипеда, превращенного руками местных умельцев в сущий дом на колесах.
Конечно, стоит сказать, что такие воспоминания могли звучать только в очень узком кругу и с оглядкой. Вождь повстанцев был человеком крутого нрава, и уже не один любитель анекдотов поплатился за свой длинный язык. Широкую известность получила история, когда Онигминде расстрелял за обеденным столом целый взвод за то, что эти неблагодарные свиньи позволили себе усомниться в его полководческих способностях.
Вот и в этот знойный африканский полдень Онигминде был не в настроении. Нахмурившись, он с брезгливым выражением обозревал окрестности. Предводитель срывал злобу бессилия на своих подчиненных, которых у него было не так уж и мало. Тем более что сейчас для этого существовал какой-никакой приличный предлог: мало того, что Мазур и дочь Сытина смогли выскользнуть буквально из-под носа экспедиционного отряда повстанцев, так еще и один из катеров был потоплен в дельте. И если первое происшествие еще можно было хоть как-то объяснить нерасторопностью повстанческих молодчиков, малоопытных в подобного рода «аккуратных» операциях, то второе событие не поддавалось вообще никакому разумному объяснению.
Дело в том, что зона, в которой произошло нападение на катер, полностью контролировалась повстанцами. Онигминде был абсолютно уверен, что никому, кроме них, вообще не придет в голову избрать подобный малопривлекательный регион местом постоянной дислокации. Правительственных войск там быть не может — им хватает дел и внутри материка, а если надводные силы где и патрулируют местность, то уж точно не дальше чем в радиусе ста километров от Лагоса. Ну а после успехов повстанческого движения правительство вообще боится нос высунуть из столицы. Никому из руководства правительственными войсками уж точно не пришло бы в голову отправлять военный катер в какую-то глухомань. А сюда, через болотные топи дельты, без помощи катера ну никак было не выбраться.
Версия лояльного местным властям местного населения отметалась сразу, потому что аборигенов здесь, как мы помним, вообще не было. Немногие деревеньки, существовавшие ранее в районе дельты, были предусмотрительно сожжены молодчиками Джулиуса. Поэтому у Онигминде оставалась только одна зацепка — вездесущий Мишель Мазур. Хотя Джулиус и не всегда понимал мотивы тех или иных действий этого «белого беса», но он неизменно опасался любого близкого контакта с легионером. Как он мог связаться с Сытиным? Онигминде был уверен, что именно Мазур помог Сытиной бежать и что он просто водит Сытина вокруг пальца. Но в сложившейся ситуации Онигминде ничего самостоятельно, как он привык, не решал.
Поэтому утомленный и раздраженный Онигминде решил отправиться на место крушения катера, взяв с собой группу сопровождения из сорока пяти человек. На катерах они быстро спустились вниз по течению реки и вышли прямо к дельте. Здесь была одна проточная канавка, обводившая циркулирующую воду точно по краю опасных топей. Она заканчивалась на песчаной отмели справа от дельты. Именно в этом месте Онигминде со своими компаньонами и выходил на боевые задания, и именно в двадцати километрах отсюда мощный взрыв разнес катер с повстанцами.
Предприняв все необходимые меры предосторожности, Джулиус высадился со своими парнями на берег и начал методично разгребать обломки. Трупы бывших товарищей, их личные вещи, фактически важные для «расследования» части катера — двигатель, кормовая обшивка и прочий мусор, разметавшийся по водам дельты после взрыва, — удалось выловить в первые часы поиска. Разложив все это на песке, «спасатели» принялись обыскивать погибших. Когда поиски были по большей части завершены, а ничего интересного так и не найдено, Онигминде хотел было скомандовать «На базу!», но на горизонте слева от поисковой группы внезапно возникла черная точка. По мере ее приближения к участникам спасательно-мародерской операции становилось ясно, что это — гидроплан. Несколько горячих африканцев, естественно, тут же схватились за оружие. Однако его применения не потребовалось. Еще немного, и потребовался бы нашатырь. Для Онигминде.
С борта самолета, как будто так и надо, спускалась фантастическая компания. Первым показался Краевский, следом за ним — несколько его охранников. Последним вышел… Мишель Мазур. От вида последнего у Джулиуса округлились его маленькие глазки, а рот скривился в непонятной гримасе. Он издал непонятный возглас, напоминавший сдавленное хрюканье. Как бы там ни было, ошарашенный такой пестрой делегацией, Онигминде пропустил начало ораторского ринга, отчего сразу же получил мощнейший кросс в ухо.
— Рад вас видеть, господин Онигминде. Я вижу, вы не ожидали нас встретить здесь и сейчас, не так ли? — широко улыбаясь, поприветствовал вождя повстанцев Краевский.
Тот издал горлом неопределенный звук. Посчитав это за дружественный ответ, Краевский продолжил:
— Мы от господина Сытина. Он хочет знать, что здесь произошло, и надеется, что вы поможете прояснить этот вопрос.
Онигминде вообще не мог понять, как люди Сытина узнали об операции. Одно из двух: либо переговорная частота повстанцев прослушивается, либо в окружении Джулиуса «крот». Но как бы там ни было, в данный момент от него требовалось полное внимание. Поэтому Онигминде, не удосужившись ответить на вопрос Краевского, очень нетактично начал свою партию.
