– Вы толопитесь?
– Нас ждут.
– Кто?
– Правильнее было бы сказать не кто, а что. Великие дела, – нашелся Игнатий.
Видя нашу непреклонность, Су Кин Вон сбросил маску загадочности и властно приказал одному из официантов принести то, что по праву принадлежит нам. В ожидании выполнения своего распоряжения он непрестанно щурился и заискивающе предлагал что-нибудь отведать. Мы под различными благовидными предлогами уклонялись от этой чести: у Игнатия неожиданно разыгралась язва желудка, я очищал организм от шлаков воздержанием от пищи. Директор ресторана не стал настаивать: приняв из рук обслуги какой-то свиток и две бархатные коробочки, он протянул их нам.
– Это калта и плопуск.
Я открыл коробочку и увидел нэцке, маленькую статуэтку, изображавшую толстого, плотоядно улыбавшегося китайца с округлым животом. Оказалось, это божество довольствия и счастья Милэфо. Именно оно служило пропуском в буддийский храм; человек, не предъявивший нэцкэ, не мог быть допущен к боям без правил. Свиток, естественно, был подробной картой Бирмы и Тибета, согласуясь с которой мы должны были попасть в конечный пункт нашего путешествия.
– Зелаю успеха. Больсе я вам не нузен, – сказал директор и замер перед нами в почтительном поклоне.
– Как ты думаешь, много он на нас заработал? – спросил я Игнатия, когда мы вышли из ресторана в темень октябрьского, пронизанного холодными ветрами вечера.
– Все зависит от ставок и процента комиссионных. Но я почти уверен: через пару месяцев в нашем городе откроется еще одна китайская забегаловка.
* * *
Как нам и было рекомендовано, все выездные документы для поездки в Непал мы оформили через турфирму «Кредо Сервис Тур». На все про все, включая выдачу загранпоспортов, ушло не больше недели; все-таки содействие компетентных органов дает определенные преимущества тем, кто может на него рассчитывать, и заметно ускоряет кругооборот людей, услуг и денег в природе. Не скрою, я проникся уважением к «бойцам невидимого фронта» в лице Олега и ему подобных немногословных людей, честно выполняющих свой долг, несмотря ни на какие политические измы и экономические передряги, будоражащие нашу страну. Собственно, к поездке я подготовиться не успел – даже не заглянул в энциклопедический словарь, чтобы узнать, куда нас несет нелегкая. О Непале мне было известно лишь две вещи: во-первых, именно на территории этого государства в его нынешних границах в ночь неполной луны в год 623 до нашей эры родился принц Сидд Хартха, более известный под именем Будда. Во-вторых, я где-то слышал (наверное, на каком-нибудь офицерском застолье), что гражданами Непала могут считаться только дети, сделанные не палкой и не пальцем. Все.
Прежде чем отправиться в аэропорт, я решил немного прогуляться за городом. Если есть рай на земле, то он выглядит примерно так же, как лес осенью. Я бродил по мелководью золотых рек, прислушиваясь к шуршанию листьев под ногами и шуму деревьев, и думал об Анюте. У большой любви длинный разбег; маленькая любовь бежит вприпрыжку. Мне казалось, все еще у нас впереди, мы преодолеем все выпавшие на нашу долю испытания, и соединимся, и будем счастливы. Вместе с тем смутные опасения, вызванные предстоящим свиданием с моей возлюбленной, бередили душу. Прошло много, слишком много времени. Анюта могла меня забыть, вычеркнуть из своей жизни. Да и с прежней моей семьей было не все еще ясно, ведь у меня росла дочь. И думать прежде всего надо было о ней, о том, чтобы ей было хорошо – со мной или без меня.
В психологии есть такое понятие – «культивирование остаточного образа», тоска о прошлом. Именно этим культивированием остаточного образа я и был поглощен, бродя по осеннему лесу. Наверное, я идеализировал Анюту и, как следствие этого, занимался уничижительным самокопанием. Чем больше я думал о ней, тем настойчивее мне казалось, что я недостоин даже ее мизинца. Новая встреча с «солнечной женщиной» внушала мне безотчетный страх, заслонявший собой все видимые и невидимые опасности, связанные с участием в операции «Иравади».
Наконец, настало время ехать в аэропорт. Нам с Игнатием предстояло сделать два перелета: в Москву и в тот же день вечерним рейсом – в столицу Непала. Второй перелет, гораздо длиннее и утомительнее первого, приходился на ночь, но это были уже детали.
Я поймал попутную машину и, подъехав к зданию аэровокзала, разыскал книжный развал, возле которого должен был встретиться с Игнатием. В ожидании друга – проклятая привычка рыться в книгах – стал перелистывать слипающиеся страницы, выхватывая из текста случайно попадавшиеся на глаза фразы и как бы высматривая в них размытые контуры своей судьбы. «Квинтессенция Истины и квинтессенция Свободы определяет дифференциальные кондиции тогда, когда трансформируются модусы мышления». К сожалению, ничего более конкретного Мартин Хайдеггер о моем будущем сказать не мог. Увлекшись «угадайкой», я раскрыл детектив, написанный женщиной, имя которой начинало входить в моду, и прочитал: «На бесптичье и жопа соловей». Постояв в задумчивости, я закрыл книгу и вдруг заметил девушку, которую меньше всего ожидал увидеть в аэропорту. Это была Даша, внебрачная, как сообщил мне Олег (и это было очень похоже на правду), дочь Богуславского. Как она здесь оказалась и что позвало ее в дорогу? Я не верил в случайные совпадения и поэтому, прежде чем ее окликнуть, решил как следует подумать, стоит ли мне это делать.
Игнатий был пунктуален: он пришел минута в минуту. Он пришел как нельзя более своевременно. В отличие от мессии, который всегда запаздывает, почему-то подумалось мне в тот момент.
– Ты видел Дашу? – спросил я.
– Да.
– А она тебя?
– Нет.
– Что будем делать?
– Не знаю.
Хорошо иметь друга, который объясняется лаконично.
– Давай незаметно понаблюдаем за ней.
– Давай. Спрячемся за газетным киоском.
И мы спрятались за газетным киоском, откуда сквозь просветы между обложками журналов и разноцветными воздушными шариками (к счастью, не надутыми) была хорошо видна почти вся Даша. Даже одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: она очень изменилась. Это была уже не та доверчивая девочка, с которой я познакомился три года назад на теплоходе «Гермес». Я был почти уверен: теперь она без труда могла бы найти десять отличий в анатомическом строении мужчины и женщины и тысячу отличий в устройстве мужской и женской души. Ее серебристые некогда глаза были холодны. Игнатий тоже заметил, как она преобразилась, какой красивой и неприступной вдруг стала.
– Ты печать совершенства, полнота мудрости и венец красоты, – сказал он с грустью. Я разделял его грусть, хотя и затруднился бы ответить, в чем ее источник.
Когда объявили о начале регистрации на наш рейс, у нас уже не оставалось сомнений, что Даша летит с нами в одном самолете. Прятаться от нее было уже бессмысленно.
– Привет, – сказал я, подходя к ней. – Давно не виделись.
– А, это вы, – апатично улыбнулась Даша. Кажется, она была не слишком рада нас видеть. Мы с Игнатимем сразу почувствовали себя дорожными прилипалами, клеящимися к симпатичной молодой особе. По-видимому, именно так и воспринимали нас окружающие.
