Она затряслась, как в лихорадке, неожиданно выпалив:
– Может, договоримся?
Ожидавший именно этой фразы, Альберт быстро согласился, решив на прощание исполнить роль добрячка:
– Жаль вам жизнь ломать. Дело можно замять, но… – Альберт сделал многозначительную паузу, предоставляя дамочке прочувствовать всю значительность момента и безграничную доброту его души. – …За определенную сумму. Мы, менты, живем небогато. И на лекарства бабки требуются. Знаете, нервы в борьбе с преступностью совсем поистрепались. Опять же, семью кормить надо.
Жертва обмана, шмыгая носом, с готовностью поддакивала:
– Да, я все прекрасно понимаю.
– Вот и чудненько. Мы вещдоки оставим у себя. Протокольчик для формальности составим. Вы ждите нашего звонка. Договоримся о сумме и месте, куда следует бабульки принести, – распахивая дверь, произнес Альберт.
В этот же день окрыленные мошенники позвонили мужу незадачливой наркоманки. Муж пообещал выполнить все требования вымогателей, то есть доставить указанную сумму в назначенное место в назначенный час. Голос в трубке был на удивление спокойным и даже каким-то безмятежным. Но Жорика это спокойствие не насторожило. Он был слишком опьянен удачной раскруткой дела, которое должно было возместить моральный и материальный ущерб.
Встреча состоялась на заброшенном причале, сооруженном еще при немцах.
На каменной кладке развалившегося пакгауза, стоявшего возле причала, сохранились полустертые готические буквы, призывавшие немецких солдат защищать столицу Восточной Пруссии от большевистских орд до последней капли крови. Моросил мелкий противный дождь, а море казалось сплошной ртутной массой, стремящейся выйти из берегов. Машина таможенника появилась точно в назначенный срок. Он подрулил прямиком к причалу, помахал мошенникам рукой, словно приветствовал старых друзей, и, спрятавшись под зонт, вышел из машины.
Жора затаился в руинах пакгауза.
Он не участвовал в передаче денег. Таможеннику слишком хорошо была знакома его физиономия. Поэтому всю заключительную часть аферы должны были провернуть напарники.
Передав объемистый пакет, муж красотки стремительно ретировался в машину. Через секунду его серая «Тойота» исчезла в пелене дождя. А друзья, усевшись в дребезжащую «копейку», принадлежавшую Пете Корневу, принялись распаковывать перетянутый скотчем сверток. Когда под прорванной бумагой показались зеленые купюры с портретом сурового старика, Альберт взвизгнул от радости:
– Получилось.
Но продолжавший изучать наличность Петя вдруг смачно выругался:
– Тварь. Он «куклу» нам подсунул.
Под несколькими сотенными купюрами лежал слой замусоленных однодолларовых банкнот, а за ними и вовсе аккуратно нарезанная бумага. Разочарованные, они таращились на пакет, пока из транса их не вывел рев двигателя. Черный джип несся прямо на них, а следом летела в фейерверке брызг серая «Тойота».
– Менты! – ахнул Альберт.
Он ошибся. Иномарки перекрыли путь к отступлению. Из них, как горох из раскрытого стручка, высыпали крепкие, коротко стриженные парни. Без лишних предисловий он вытащили мошенников из «копейки». Заартачившемуся Альберту саданули между ног. Опытный Петя Корнев сам плюхнулся лицом в грязь, приняв позу эмбриона. Только Жора остался стоять, озираясь вокруг себя.
Подошедший инспектор, узнав его, кисло усмехнулся:
– А, старый знакомый. Так это ты обуть меня решил. Обиделся?
– Я, – с мальчишечьим вызовом ответил Жорик.
– Зря, – равнодушно констатировал инспектор, – моя жена на кокаине сидит. А вы ей про какой-то «герыч» талдычили. И в ОБНОНе у меня свои люди имеются. Так что пролетели вы, парни. Вот только где приземлитесь, я не знаю.
Из-за спины инспектора вынырнул приземистый крепыш. Без замаха он саданул Жору ребром ладони по шее и тут же впечатал кулаком по солнечному сплетению. Свет в глазах парня померк. Прежде чем потерять сознание, Жора услышал, как дуэтом закричали его друзья.
Мошенников не убили, но бока намяли крепко. Перед армией Жоре пришлось полежать в больнице. Он даже подумывал, не использовать ли этот случай, чтобы отмазаться от службы. Справки судмедэкспертизы и из травматологического отделения у него имелись. Но тут взбунтовалась мать:
– Иди в армию. Может, хоть там из тебя человека сделают. А тут, в этом проклятом городе, тебе и твоим дружкам точно голову отвинтят. Или в тюрьме загнешься, как папаша твой непутевый.
Крепыша Жора встретил на сборном пункте.
Офицеры, прозванные в народе «покупателями», отбирали призывников для своих частей. Они обходили ряды стриженых пацанов, сверяли что-то в бумагах и забирали понравившихся. Несмотря на форму морского пехотинца, Жора узнал своего мучителя. Но теперь крепыш был официальным лицом, производящим отбор новобранцев для частей бригады, расквартированной в крае. Остановившись возле Плескачева, крепыш загадочно усмехнулся, пошелестел бумагами и с садистским удовлетворением процедил:
– Опять наши дорожки пересеклись. – Обернувшись, он бросил сотруднику военкомата. – Я забираю этого салажонка.
Военкоматовский прихрамывающий офицер с орденской колодкой на груди отрицательно покачал седой головой:
– Не получится. Он в десантуру идет.
Морпех недобро ухмыльнулся:
– Ну и черт с ним. Пусть послужит Отечеству в славных воздушно-десантных войсках…
Вспоминая прошлое, Жора думал, что жизнь на гражданке прожил какой-то другой человек. Теперь он уже не был шебутным пацаном из Кёнига, готовым ввязаться в любую авантюру. Пройдя через Чечню, он внутренне изменился, хотя на словах, пожалуй, не смог бы объяснить суть этого преображения.
Так бывает с людьми, побывавшими на войне.
Глава 4
До Моздока младший сержант Плескачев добрался в изрядном подпитии. Группа дембелей начала праздновать свое увольнение из армии еще на территории Чечни. Когда за спиной остался контрольно-пропускной пункт на границе двух республик, все замолчали, а затем вдруг как по команде зашумели, заговорили каждый о своем. Для дембелей, уцелевших в кровавом аду войны, которую официальные лица стыдливо именовали «контртеррористической операцией», жизнь засверкала новыми красками. Каждый делился планами на будущее и тут же перескакивал на воспоминания, связанные с боевым прошлым. Казалось, война с ее неизбежной грязью, кровью, потом и болью, вызванной потерей друзей, навсегда осталась за невидимой чертой, за тем КПП, который за спиной. А каждый праздник по старорусской традиции полагалось хорошенечко отметить. Причем сделать это надо было немедленно, не откладывая в долгий ящик.
У каждого из демобилизованных парней имелась надлежащая для этого случая заначка. В сумме доля спиртного превышала возможности, в общем-то, крепких парней. К прибытию на конечный пункт назначения многие из попутчиков Жоры уже лыка не вязали. Но эту слабость ребятам можно было простить. Сам Плескачев много не пил. Хватанул для куража граммов триста водки, закусив большими ломтями щедро нарезанного хлеба с намазанным на него сантиметровым слоем тушенки. Бутерброды ему подсовывал сидевший рядом лопоухий ефрейтор из частей Краснодарского полка особого назначения.
