– Ничего не смешно. Оно же не длинное, не блескучее,
просто безумно красивое… Пусть в Новом году твоя жизнь будет как это платье.
Плохо встречать Новый год врозь с любимым мужчиной, но раз это его подарок,
значит, вы уже не врозь.
– Боже, Сонечка, какая ты умная! И я так тебя люблю!
– Между прочим, я намекнула Федьке насчет твоей
секретарши, он, кажется, заинтересовался.
– Отлично, пусть одиннадцатого как бы невзначай заедет
ко мне на работу…
– Хорошо, просто здорово, моя девочка. Мы встретили
Новый год как всегда – мило и уютно. Пили, ели, смотрели телевизор, ругали все
каналы, где то и дело возникали одни и те же лица, словом, все как всегда…
Только усевшись за стол, я вдруг отдала себе отчет, что голодна как волк, я уж
и забыла, когда нормально ела.
– Ешь, красавица, в Новый год калории не действуют,
научно доказанный факт, – говорил дядя Юлик, подкладывая мне на тарелку
разные вкусности.
– Почему, дядя Юлик?
– Потому что я так хочу!
Мы смеялись, пили сперва шампанское, потом еще много всего,
и в три часа я почувствовала, что вот-вот свалюсь.
– Я, пожалуй, пойду!
– Федяка тебя проводит.
– Да зачем, тут же рядом!
– Ты на ногах не стоишь, да и вообще, разве можно такую
красавицу одну ночью пускать.
Федяка мгновенно оделся, накинул на меня шубу.
– Где твои сапоги?
– А я в туфлях пришла.
– Ненормальная, там же сыро и снег выпал…
– Ничего, ты, главное, держи меня крепче, тут же рядом.
– Не бойся, не уроню.
Во дворе было скользко, я вцепилась в Федякину руку.
– Ты мне девушку подыскала, говорят?
– Есть одна.
– Хорошая?
– Сам решишь.
– Но не сука?
– Это тоже сам решишь. Мы вошли в мой подъезд.
– Все, спасибо, братишка, можешь идти.
– Нет уж, доставлю до квартиры.
– Ну как хочешь, только я сразу завалюсь. На кофе не
рассчитывай.
– Да ты что, какой кофе? Я спать хочу, умираю. Я первой
вышла из лифта и даже вскрикнула от испуга.
На коврике у моей двери, обхватив руками колени и уронив
голову на грудь, сидел какой-то мужик. Рядом стояла баночка, полная окурков. На
площадке было не продохнуть.
У меня сердце билось так, что я ничего не соображала.
– Это еще что? – грозно воскликнул Федяка. –
Эй, вы кто? Финик, ты его знаешь?
– Федь, иди.
– Но…
– Я с ним разберусь сама. Иди!
– Уверена?
– Да. На все сто.
– Ну как знаешь…
– Степан Петрович! – я потрясла его за плечо. Он
поднял голову, улыбнулся сонно.
– Красавица, богиня, ангел…
– Степан Петрович, вставайте и идите домой. Он вскочил.
– Ты пришла… Ты сможешь меня простить?
– Степан Петрович, мне абсолютно не за что вас прощать.
Если хотите, я дам вам ключи от квартиры Марии Ипполитовны.
– У меня есть.
– Тогда зачем вы тут устроили этот спектакль? Он был
слегка пьян и совершенно неотразим.
Меня трясло.
– Впусти меня.
– Нет. Я хочу спать. Я устала и вообще…
– Финик… Ты сердишься и от этого еще красивее… Знаешь,
после той встречи в Париже я окончательно спятил…
Он говорил довольно громко.
– Вы полагаете уместным этот разговор здесь и сейчас?
– Да, полагаю. А если боишься чужих ушей, впусти меня.
Ты ничем не рискуешь.
У меня было ощущение, что я рискую абсолютно всем. Но я
все-таки впустила его. Он вошел. Снял с меня шубу.
– Боже, какое платье… Ты ослепительна…
– Степан Петрович, я хочу сразу расставить все точки
над i.
– Вот прямо так, в прихожей? – улыбнулся он.
Улыбка была смертельная… – А может, кофе?
– О господи! Хорошо, идите на кухню, я сейчас.
– Только не снимай божественное платье.
Я скрипнула зубами и принялась молоть кофе. Почему я
впустила его, этого героя лужи, мужа графини? Зачем он мне? У меня есть Игорь…
У Игоря не может быть детей – закралась вдруг крамольная мысль. Но я нужна
Игорю, действительно нужна, а этот просто хочет со мной переспать… И я хочу…
Несмотря ни на что… Но этого не будет. Мало ли чего иной раз хочется, можно и
перетерпеть, не впервой…
– А можно я сам заварю кофе?
– Прошу вас. Мне не нужно.
Он возился с туркой, что-то химичил.
– У тебя есть кофейная чашка?
– О господи!
Я терпеть не могу кофейные чашки, но одна у меня все-таки
есть, кто-то подарил.
– Вот. Устроит?
– Вполне. Спасибо.
Он налил кофе и уселся напротив меня. Отхлебнул глоток.
– Фаина, я… Я люблю тебя.
– Да ну?
– Я это понял еще тогда, в машине, когда ты рыдала… Но
не поверил себе сначала, потом вдруг поверил безоговорочно и испугался. Я
ничего не мог тебе предложить. И уехал. Думал, пройдет… Не проходило, но я
приказал себе не думать… А потом Париж… И я почувствовал, что теряю тебя.
– Нельзя потерять то, чего у тебя нет.
– Ты была у меня… И есть… И я не могу тебя потерять…
Знаешь, я никогда не верил во все эти разговоры… про любовь… Страсть, да…
Привязанность – да. Но любовь… И вдруг настигло. Это иррационально, а я ученый,
материалист… человек вполне рациональный… Это не укладывалось в моей дурацкой
башке…
– Степан Петрович…
– Подожди… Я совершенно лишился покоя. Я не знаю, что
делать.
– И решили обратиться ко мне за советом? Он вдруг
поднял на меня глаза, посмотрел очень пристально, медленно отпил глоток,
поставил чашку, встал…
– Кажется, я слишком много говорю…
И вдруг схватил меня, поднял со стула, прижал к себе и начал
целовать. Я пыталась отбиваться, но он держал меня мертвой хваткой.
– Пустите, я не хочу, я не хочу.
– Хочешь, еще как хочешь, я знаю, чувствую…
– Значит, так, – сказал он утром. – Я
переведусь в Париж, в Институт Пастера, меня приглашали туда, и буду
преподавать в Сорбонне, ты переедешь ко мне, я подам на развод. Это долгая
история, но это же не важно, правда?
