Верещагин поднял глаза. Тень сомнения пробежала по лицу десантника. Следователь явно что-то не договаривал, предлагая ему самому сделать выводы. Но капитан не торопился. В этом прокуренном помещении, где сама атмосфера была пропитана подозрениями и недомолвками, каждое слово могло вызвать непредсказуемые последствия.
Верещагина уже неоднократно допрашивали. У каждого, кто с ним разговаривал, был свой подход, своя манера вести разговор. Морозов старался выглядеть предельно откровенным. После его слов капитан впервые взглянул на трагедию, происшедшую в ущелье, по-другому.
После недолгого раздумья Верещагин сказал:
– Проверьте склады. Проведите ревизию. Неужели с вашими возможностями это так сложно? Новые образцы вооружения – это ведь не дрова.
– Проверили. По официальным данным, новые образцы оружия дошли до адресата. А по неофициальным… – Следак многозначительно покачал головой.
Информация о наличии у боевиков новых типов вооружения давно перестала быть сенсацией. Каналы поставок были многочисленны и хорошо отлажены. При нищенском существовании оборонки опытные образцы могли уходить прямиком с испытательных стендов, закрытых лабораторий, заводских цехов. Бойцы Верещагина и сами не раз попадали под обстрел новейших снайперских винтовок, невесть как оказавшихся у боевиков. Однажды они обнаружили схрон с парой суперсовременных автоматов «абакан». Ни на одном из них не было серийного номера. Оружие десантники сдали представителю ФСБ, хотя с превеликим удовольствием оставили бы «стволы» себе.
– Зачем вы мне про Кривонравова рассказываете? – оставив осторожность, спросил Верещагин.
– Хочу, чтобы ты знал, кто на тебя бочки катит, – с наигранной искренностью ответил следак.
– Значит, в трусости меня обвиняет?
– Хуже. Предполагает, что это ты колонну боевикам сдал. – Заметив реакцию десантника, Морозов поспешил уточнить: – Эту болтовню никто всерьез не воспринимает. Но Кривонравов такую версию выдвинул.
Кулак капитана опустился на поверхность стола.
– Сволочь!
– Дрянь порядочная, – охотно согласился следак.
– Я его достану. – Гнев и обида переполняли капитана.
Морозов рассудительно заметил:
– Ты горячки не пори! Я эту информацию конфиденциально сообщил. Так что, будь добр, не подставляй меня. И не забывай про столичные связи «полкана».
– Положил я на его связи с прибором! – рявкнул Верещагин.
Испуганный солдатик заглянул в кабинет. Следователь сделал страшные глаза, и солдатик исчез.
Морозов возобновил беседу:
– Ты, капитан, отправляйся в полк. Выздоравливай. Но о разговоре нашем помни. Ты сейчас по лезвию бритвы идешь. Можешь крест на грудь за героизм получить, а можешь с армией распрощаться.
– Пугаешь? – усмехнулся капитан, перейдя на «ты». – Но чем?!
Следователь не придал этому никакого значения. Он сосредоточенно вышагивал по кабинету, двигаясь по диагонали из угла в угол.
– Предостерегаю. Я гадов немало на свете повидал. Но Кривонравов, по-моему, экземпляр особенный. Из-за таких, как он и его московские покровители, мы уж который год «чехов» додолбать не можем, – с холодной яростью произнес следак, возвращаясь за стол.
– Вот и дави гадов! Блюди чистоту наших рядов, – не без иронии вставил десантник.
Морозов, перегнувшись через стол, выдохнул:
– Давил и давить буду.
Неосторожным движением он задел стопку бумаг, лежащих на столе. Из стопки выпало несколько глянцевых прямоугольников. На фотографиях, составляющих часть материалов расследования, были запечатлены ущелье, трупы солдат, сгоревшие автомобили и другие малоприятные виды с места побоища.
Верещагин взял в руки одну из фотографий.
– Что это? – спросил он.
На фотографии был запечатлен предмет, который он уже видел.
Морозов, взглянув мимоходом, равнодушно протянул:
– Зажигалка. Нашли в лесу возле обочины. Кто-то из главарей потерял. Дорогая вещица, сработана из восемнадцатикаратного золота. И гравировка нехилая. Мне на такую хренотень несколько месяцев пахать надо.
Зажигалка, снятая в разных ракурсах, была точной копией прибора для добывания огня, хозяином которого был полковник Кривонравов. Такая же мечеть со стрелой минарета над огромным куполом. Та же арабская вязь с буквами, похожими на разбежавшихся по золотой поверхности насекомых.
– Знакомая вещица? – заметив неподдельный интерес десантника, спросил следователь.
Верещагин на мгновение задумался, чтобы затем решительно ответить:
– Нет.
На этом беседа со следователем закончилась. Капитан отправился в полк, а следователь еще долго расхаживал по кабинету и непрерывно курил.
* * *
Морозов не в первый раз сталкивался с Кривонравовым. Но столкновения эти произошли, так сказать, на личной почве. Дело в том, что оба уже не очень молодых, но по-прежнему падких на особ прекрасного пола мужика положили глаз на одну и ту же особу.
Знойная женщина, откомандированная на время из Москвы заниматься проблемой возвращения и обустройства беженцев, околдовала и полковника, и следователя. Морозов, бывший уже три года в разводе и успевший истосковаться по женской ласке, влюбился, как пацан. Узнав, что дама тоже разведенка, он стал строить далеко идущие планы.
С пылкостью молодого влюбленного Морозов ухаживал за объектом своих воздыханий. Столичная дама, слегка потрепанная временем и многочисленными романами, сохранила тем не менее привлекательные формы, сводившие следователя с ума. А когда Морозову удалось затащить ее в постель, он и вовсе обалдел. Дама показала ему такие чудеса любви, которым могли бы позавидовать самые искушенные режиссеры немецких порнофильмов.
Но военно-полевой роман длился недолго. Морозов проморгал серьезного соперника, внезапно возникшего на горизонте. Дама стала избегать общество занудливого следака. Зато, по слухам, она все больше времени проводила в обществе подполковника Кривонравова.
Следователь сох от страсти, но ничего поделать не мог. Данные, которые он собрал, были неутешительными. Он даже под каким-то благовидным предлогом вызвал к себе сотрудницу учреждения, где работала его пассия.
Разбитная бабенка сначала испугалась вызова к следователю. Вникнув в ситуацию, она проникновенно сказала:
– Пользуетесь служебным положением.
Сообразив, что с подругой объекта его воздыханий лучше играть открытыми картами, Морозов признался:
– Я ведь люблю Эмму Михайловну.
Женское сердце дрогнуло. Собеседница раскрыла сумочку, достала пудреницу, посмотрела в зеркальце и, убедившись, что густая штукатурка макияжа надежно скрывает морщины, звенящим от ненависти голосом безапелляционно заявила:
