– Посидим, – предложил Торин, рассматривая заиндевелые стены бывшего монастыря, – или, может, пройдемся?
– А я все равно сижу, даже если хожу, – мрачно пошутил Доронин.
Это хорошо, решил Торин, иронизирует, значит, чувство восприятия не притупилось. Он искоса поглядывал на Дмитрия. При своем росте метр семьдесят два Торин имел обыкновение сутулиться, втягивать голову в плечи, передвигаться на вялых ногах, отчего казался мужичком-замухрышкой с невыразительной внешностью. Со стороны его можно было принять за какого-нибудь инспектора отдела кадров, рядового бухгалтера или другого малооплачиваемого кабинетного работника. Доронин, даже просидев в колонии год, держался прямо, расправив плечи, и смотрел всегда перед собой, а не под ноги, как его сокамерники, быстро терявшие интерес не к жизни, а к существованию. Дмитрий казался ростом вдвое выше Торина, хотя разница составляла от силы сантиметров десять.
– Я бы хотел, Доронин, понять, что вы представляете собой как человек, – сказал Торин, – не вообще как человек, а как человек, который просидел здесь около года.
– А может, пойти вам куда-нибудь в… другое место со своими расспросами, – ответил равнодушно Доронин, остановившись и повернувшись к этому человечку. Это или какой-нибудь районный следователь, или заштатный журналистишка, или новый тюремный завхоз, которого интересует мнение его, Доронина, о том, почему в камерах так часто перегорают лампочки. Хотя Дмитрий не знал, есть ли в колонии завхоз и как он может выглядеть.
Человек как-то странно хмыкнул, поковырял ногой снег, а потом посмотрел Доронину прямо в глаза. От этого взгляда у заключенного пробежал холодок по спине. Он не сразу понял, что он почувствовал, но в глазах незнакомого человека блеснула холодная сталь. Доронин не знал, чего ждать, но чего-то ждать от этой встречи надо. Может, замены пожизненного заключения смертной казнью, почему-то это первое, что пришло ему в голову.
– Отставить, майор, – резко и холодно приказал человек, – я полковник ГРУ Торин и приехал сюда не сопли вам вытирать, а кое с чем большим. Отвечать на вопросы! Коротко, по существу, опуская ненужные подробности. Ясно?
– Так точно, – вырвалось у Доронина, но он спохватился. Глаза заключенного сощурились. – Только почему вы решили, что можете мне приказывать здесь и сейчас?
Торин довольно ухмыльнулся. Парень еще в форме; удивительно, но рефлексы не потеряны. Значит, не сломался, это на удивление сильный человек. Хотя чему удивляться? Только такой человек и мог взять вину на себя, зная, что ему грозит. Надежный и сильный человек этот майор Доронин.
– Ты глазами-то на меня не зыркай, майор… – сменил Торин свой тон.
– А я бывший майор.
– Офицеров бывших не бывает! – строго сказал Торин. – Или он не офицер. Меня интересует, Дмитрий, сломался ты здесь или не сломался. Осталось в тебе хоть что-то от офицера морского спецназа или ты амеба.
– А вы считаете, что здесь можно остаться человеком?
– Считаю, что нельзя. Но не потерять человеческого можно.
– Загадками изволите говорить, полковник, – усмехнулся Доронин.
– Ну-у, это еще не все загадки, – успокоил его Торин, – а если бы ты знал их все наперед, то не стал бы хамить человеку старше тебя и по возрасту, и по званию, как говаривал в свое время небезызвестный тебе Мюллер небезызвестному тебе Штирлицу.
Доронин остановился как вкопанный и круто повернулся к Торину всем корпусом. Казалось, майор готов схватить этого человека за плечи и вытрясти из него все, с чем он пришел. Но человек, назвавшийся полковником ГРУ, не стал ждать, когда его будут трясти.
– Так я продолжу? – спросил Торин с иронией. Доронин молчал. – Спасибо. Это меня интересует прежде всего для того, чтобы знать, а сможет ли полноценно жить и работать на свободе человек, который отсидел здесь целый год без надежды на освобождение.
Доронин стоял и сверлил полковника взглядом, не выражая больше никаких эмоций. Он уже догадался, что из ГРУ просто так с такими разговорами не приходят, что это какие-то изменения в его судьбе. И чем больше радости и надежды поднималось в душе майора, тем меньше эмоций отражалось на его лице. Что значит спецназовская закалка, одобрительно подумал Торин.
– Ладно, последний вопрос снимается, – кивнул Торин, – сам все вижу, не первый год на свете живу. Тогда мне интересно было бы узнать, а не бросишься ли ты, Дмитрий, сразу искать виновных и мстить? Мстить кровью. Может, у тебя есть такая всепоглощающая обида? А?
– Нет у меня обиды, товарищ полковник, – неожиданно спокойным голосом ответил Доронин. Причем именно это «товарищ полковник» особенно порадовало Торина. – Я знал, на что иду, и не жалею о содеянном. Так что претензий у меня ни к кому нет.
– Хорошо-о, – одобрил Торин, – я знаю, что у тебя отобрали все награды и лишили звания, но профессия-то осталась. Готов пойти опять по этой профессии?
– Рядовым, по контракту? – усмехнулся Доронин. Держался он все-таки великолепно.
– Нет, но по контракту. Да и не в армию, а частным образом. Чтобы избежать всяческих расспросов, поступим следующим образом: я рассказываю суть моего предложения, а ты потом задашь все вопросы, если они у тебя будут. Хорошо?
И Торин рассказал майору все, только без названий и местоположения фирмы, и без фамилий, естественно. Он был уверен, что Доронин согласится, поэтому говорил открыто. Особенно открыто он говорил о том, что никто не придет ему на помощь в случае опасности, только боевые друзья из группы. Ни государство, ни фирма. Его вообще не будет существовать – ни как Дмитрия Доронина, ни как другого человека. Только поддельные, но качественные документы и минимум общения с посторонними людьми. Более того, сам Дмитрий Доронин завтра же умрет, о чем будет составлен документ по всем правилам, и гроб будет, и могила.
– Значит, пожизненный контракт? – спросил Доронин. – Ни дома, ни детей.
– Никто не говорит, что это навсегда, возможность уйти со службы и осесть где-нибудь на покое будет. Только его нужно заслужить.
– А если не заслужу?
– Вернешься опять сюда с побегом за спиной, – жестко ответил Торин.
Андрей Петрович должен был это сказать, хотя абсолютно не был в этом уверен, но таковы были правила игры. Он смотрел на майора и не пытался понять – согласен тот или нет. Он пытался понять, чем же Доронин напоминал ему актера Сталлоне. Напрашивается позывной Рэмбо, решил он…
6 мая 2008 года. Борт пассажирского лайнера, следующего рейсом на Каир
Чтобы не выделяться из общей массы пассажиров, Торин разбил группу на пары и рассадил в разных концах салона. Каждая пара играла свою роль. Сам он сидел вместе с Дмитрием Сергеевичем Корнеевым, инженером-механиком, сапером и взрывотехником, в начале салона, у самого прохода. Двое мужчин средних лет, с кейсами и газетами в руках, неторопливо беседовали. Вели они себя степенно, как и подобает двум инженерам или каким-нибудь специалистам крупной фирмы, летящим в командировку за границу. Невзрачный Торин с вечно сонным и вялым взглядом терялся рядом с колоритным розовощеким и добродушным Корнеевым. Если на Дмитрия Сергеевича надеть белую курточку и поварской колпак, то он выглядел бы классическим поваром или хлебопеком. Да и на своей «кухне» он был асом. Изготовить взрывчатку практически из ничего или устроить направленный взрыв минимальным ее количеством, когда вообще невозможно поверить, что это может взорвать хоть что-нибудь, тут он был волшебником. Второй его талант заключался в страсти к различного рода механизмам и моторам. Торин помнил, как Повар (этот позывной Корнеева родился как-то сам собой) за два часа завел брошенный «уазик», простоявший черным металлоломом несколько лет.
